Брахт прав в том, что их ждут долгие совместные дни в пути. Каландрилл осмотрел себя в роскошных одеяниях и остался доволен.

Он хотел было пристегнуть к поясу меч, но передумал. Джессеритам может не понравиться, что гость приходит за стол с оружием. Вместо меча он взял кортик и спрятал его под туникой, усмехнувшись мысли, что невинному мальчику, некогда бежавшему из Секки, ничего подобного и в голову бы не пришло.

Все еще ухмыляясь, он вышел из спальни и отправился к Брахту.

На кернийце были столь же роскошные одежды, и в них он явно чувствовал себя неуютно: он то и дело передергивал плечами, беспрестанно поправлял пояс и смотрел на свободные нефритово-зеленые штаны.

— Ахрд, да я настоящий щеголь, — пробормотал Брахт. — И почему нельзя идти в нормальных одеждах?

— Ты выглядишь прекрасно.

В дверях стояла Катя. Брахт обернулся и так и замер с разинутым ртом. На вануйке было переливающееся черное вышитое порхающими серебряными птичками платье с высоким воротником; из-под подола выглядывали серебристые туфельки. Распущенные льняные волосы мягкими волнами спадали на плечи, контрастируя с черным шелком и гармонируя с вышитыми птицами. Реакция кернийца ее развеселила.

— А ты… — пробормотал он. — Ахрд, я никогда…

Катя смеялась. Брахт беспомощно замотал головой. Каландрилл сказал:

— Ты выглядишь потрясающе, — и тут же поперхнулся, увидев в коридоре Ценнайру.

Платье ее было зеркальной противоположностью одеяния Кати: серебристое с вышитыми черным и зеленым птицами. Иссиня-черные кудри опускались на плавный выступ груди, губы алели, обведенные сурьмой ресницы огромных глаз подрагивали. Она смотрела на Каландрилла.

Юноша поклонился, ощущая себя при дворе своего почившего отца, и сказал:

— Ты ослепительна. — Во рту у него пересохло, и голос зазвучал хрипло. Ему вдруг стало не по себе, и он обрадовался появившемуся из тени латнику.

Джессерит вежливо пригласил их в трапезную. Каландрилл не мог оторвать от Ценнайры глаз и с дрожью в теле предложил ей руку. Почувствовав прикосновение ее шелковистой кожи, он лихорадочно стал вспоминать, что делают и что говорят в таких случаях. Брахт полузадушенно хихикнул за спиной, и Каландрилл так и не нашелся, что сказать, внутренне проклиная себя за неуклюжесть.

Ценнайра сразу учуяла его запах и, распознав желание, решила разыграть скромность.

— Благодарю, ты тоже выглядишь прекрасно, — застенчиво проговорила она и едва сдержала улыбку. Каландрилл откашлялся, открыл было рот, чтобы ответить, передумал, но затем все-таки пробормотал:

— Спасибо.

К облегчению Каландрилла, они вошли в трапезную. Здесь их уже дожидались, и на время он забыл о своей спутнице.

Зала, как и все остальные помещения форта, пребывала в полумраке, несмотря на расставленные вдоль облицованных темным деревом стен факелы. Их сладкий аромат смешивался с запахами жареного мяса и вина, окна были уже закрыты на ночь ставнями, и красочно одетые джессериты с едва различимыми в полутьме лицами, расположившиеся за пятью длинными столами, скорее походили на призраков. Возникало такое впечатление, будто туники жили сами по себе. Едва гостей ввели в эту залу с низким потолком, как разговор превратился в легкое бормотание.

Гостей отвели в дальний конец комнаты, где, перпендикулярно к другим, стоял небольшой стол. Оттуда вся зала была видна как на ладони. Чазали восседал во главе стола, Очен и Тэмчен — по обеим сторонам от него. Воины были одеты в роскошные одеяния необыкновенных расцветок. Каландрилл ,и сам не знал, радоваться или досадовать по поводу того, что его посадили между вазирем и киривашеном, а Ценнайру — справа от Очена. Катя села слева от Тэмчена. Видимо, по обычаям джессеритов женщины должны сидеть в дальнем конце стола.

— Надеюсь, платье тебе впору? — спросил Чазали. — Я боялся, мы не найдем твоего размера.

— Все прекрасно, — ответил Каландрилл. Сейчас, далеко от Ценнайры, он вновь обрел дар речи. — Мы благодарим тебя за гостеприимство.

— Может, мы и дикари, — с улыбкой взглянул Чазали на Брахта, — но все-таки не совсем.

— Верно, — согласился Каландрилл и принял от киривашена кубок с золотистым вином. — Загадки дают пищу воображению. Люди боятся того, чего не знают.

Чазали серьезно кивнул, и лицо его вновь стало непроницаемым.

— Я впервые вижу лиссеанца, — заметил он.

— Ты не бываешь в Ниване? — Каландрилл почувствовал, что киривашен не хочет говорить о войне и о том, что их ждет впереди, что ему просто хочется поболтать, и решил доставить ему это удовольствие. — Туда часто наведываются наши купцы.

— Нет, не бываю. — Чазали покачал головой. — Ниван расположен в земле кемби.

Несмотря на колдовство Очена, смысл этого слова остался непонятен Каландриллу, но от него не ускользнула презрительная нотка в голосе киривашена. Каландрилл вопросительно посмотрел на собеседника.

— Я — коту, — пояснил Чазали. — Я из рода воинов. Коту не опускаются до торгашества, это — дело кемби.

Каландрилл кивнул, чувствуя, как им овладевает любопытство исследователя. Ему еще многое предстоит узнать об этих странных людях, изолировавших себя от мира. Он спросил:

— Все, кто здесь, — коту?

— За исключением Очена, — сказал Чазали. — Он вазирь.

— А шендии?

— Тоже коту. Шендии — самые мудрые из коту и обычно самые пожилые, — пояснил Чазали и вновь рассмеялся. — Чтобы познать мудрость и завоевать уважение рода, воину надо выжить.

— Есть ли у вас еще какие касты? — с любопытством спросил Каландрилл. — Или весь народ делится только на воинов, колдунов и торговцев?

— Есть еще гетту — крестьяне, — пояснил Чазали, — и ремесленники; они составляют касту мачай. Есть еще и другие, но они слишком малочисленны, чтобы о них говорить. А в Лиссе не так?

— Нет, — сказал Каландрилл и принялся рассказывать о своей родине, в то время как слуги в простых белых туниках и желтых шароварах подавали им пищу.

Трапеза была простой, солдатской, но очень вкусной и обильной. Джессериты обладали отменным аппетитом, успевая, однако, говорить и слушать. Каландрилл узнал, что тенги на Джессеринской равнине — это, скорее, города, чем замки. В них жило по несколько тысяч человек, связанных друг с другом либо от рождения, либо супружескими узами, либо принадлежностью к одному и тому же роду. Вокруг городов располагались сельскохозяйственные угодья, где под прикрытием воинов работали гетту. Далее за пахотными землями начиналась дикая страна, где обитали только бандиты. Общественная организация джессеритов была много более крепкой, чем в Лиссе. Во главе ее стояли коту, которыми, в свою очередь, управляли киривашены и вазири. Хан представлял собой фигуру незначительную, подчинявшуюся махзлену.

Только теперь Каландрилл сообразил, что Чазали был очень могущественным человеком, одним из правителей Памур-тенга. И то, что он присутствует сейчас здесь, доказывало, насколько серьезно джессериты относятся к словам Очена и насколько обеспокоены возможностью пробуждения Безумного бога. Это же являлось и гарантией их будущего союза.