При всей шокирующей непривычности того, что он сейчас выслушивал, Зорин находил доводы Фабиана убедительными.

— Чем ярче пылает ваше «Я», чем решительней оно не походит на другие «Я» — тем лучше для нашей религии. Так что вы уж, любезный Денис Викторович, не путайте сатанистов с римскими цезарями эпохи упадка! Мы голодных львов на гладиаторов не натравливаем, не распинаем своих идейных оппонентов, не сажаем христиан на кол.

— А чем же вы занимаетесь? Старушек через дорогу переводите?

— Напрасно иронизируете, милостивый государь! Можем и старушку перевести, если она попросит. И душу из нее, заметьте, за это не потянем. У нас не секта изуверов и не банда растлителей. Мы — приверженцы новой религии, у нас — свой бог. Вы полагаете, что Господь — един, и вас не приводит в дрожь, что мусульмане именуют его Аллахом, а иудаисты — Иеговой? Так почему же вы корчитесь от ужаса, заслышав божественное имя Сатаны? Нелепое предубеждение, произрастающее из вашего невежества и из тех небылиц, которыми вас потчевали с детства! Да и кто потчевал-то? Попы, толстозадые педерасты, которые — не для Иисуса, а ради хлеба куса! Аминь, аминь, а головой — в овин! — похабно подморгнул Фабиан.

— Но ведь я в сатанисты не подписывался! — пытался отстоять свое Зорин. — Никаких договоров с Администратором не заключал! Что же, выходит, я уже и душу ему запродал?

— Ну вот, опять — двадцать пять! Расквохтался: «не подписывался», «душу запродал»! Да вы, голубчик, закоснели в бабушкиных предрассудках! Это, знаете ли, только в «Фаусте» у Гёте — договор с дьяволом!

Небесный механик пригубил мартини:

— Да, действительно, жил в шестнадцатом столетии некий Иоганн Фауст, изрядный врачеватель и славный алхимик. Но не призывал он демона Мефистофеля, не заключал с ним никаких контрактов. Это все не более чем средневековая легенда. И родилась она потому только, что тогдашняя чернь боялась ученых, ненавидела их (как, впрочем, и сегодняшняя).

Фабиан покривился:

— И уж поверьте на слово: «Утренней звезде» не требуется ни договоров, ни подписей ваших кровавых, ни огненных пентаграмм! А то на вас лица уже нет. — Профессор хмыкнул: — Пошла душа по рукам — у черта будет!

— Но меня никто не предупреждал, что я становлюсь сатанистом! — вновь рыпнулся «потерявший лицо» Зорин. — Это, в конце концов, нечестно!

— А перепрыгнуть с жизненной помойки в кресло с золотыми подлокотниками — честно? — спросил вкрадчиво профессор. — Палец о палец не ударив и ничем не рискуя! Это как? А?

Зорин потупил взор. А Фабиан безжалостно добивал его:

— Скажите, вас кто-нибудь принуждал обменивать свою судьбу? Руки вам выламывал, иголки под ногти загонял? Нет! Господин Зорин сами этого возжелали! Надоело мотаться бездарно по задворкам жизни! А теперь чего ж рыдать по утраченной непорочности? Так, уважаемый, не бывает! Вы — как та девственница, которая не прочь подработать в портовом борделе. Чтоб и капитал приобрести, и невинность соблюсти! И на хрен сесть, и рыбку съесть? Ловок, ох, ловок! Кому скоромно, а нам на здоровье!

— Извольте, я готов обратно! — выпятил челюсть Зорин. — На жизненную, как было сказано, помойку!

— Вы-то, может, и готовы! — недобро сверкнул глазом Фабиан. — Да поздно. Ваше место на помойке уже занято другим бедолагой. Вакансия закрыта!

— Как — занято? — опешил Зорин. — Да кому оно нужно-то?

— Вашу судьбу мы передали другому — дабы не нарушать Всемирного закона сохранения зла. Это лишь на первый месяц вам давался испытательный срок: тогда вы еще могли отыграть назад. А сейчас макинтош ваш архаичный донашивает совсем иной страдалец. И вы теперь — наш до конца!

У Зорина по спине побежал холодок:

— Откуда же для меня сыскалась новая судьба? Выходит, прежде она тоже принадлежала кому-то другому?

— Правильно мыслите! — кивнул Фабиан. — Принадлежала. Но он не оправдал нашего доверия. И пришлось его… наказать. Так что неизжитая судьба вашего предшественника осталась бесхозной. Вот ее-то мы вам и преподнесли на блюдечке. Вы у нас давно в картотеке числитесь.

— И что же такого выдающегося в моем послужном списке? — спросил совсем уже сбитый с толку Зорин.

— Да так, — пожал плечами Фабиан. — Штрихи. Помните, например, своего однокурсника Игоря Анисимова? Вы с ним вместе в аспирантуру поступали, а вакансия-то на кафедре оказалась всего одна. Вот вы соперника и отодвинули плечом. Он, кстати, так и не узнал, кто тогда стукнул на него в органы.

— Кстати, Игоря вашего уже нет, — добавил Фабиан, отрезая себе кусок мяса. — Слабак он оказался. Когда его после вашей анонимки вышибли из института, он начал топить тоску-печаль в водочке. И допился! Глотнул горькую напоследок, записку написал слезливую до тошноты, вытянул из порток ремень и на нем повесился. Прямо в своей кочегарке. И умоляю, увольте от покаянных сцен, угрызений совести и прочего кафешантана! Вы дрались! Дрались за место под солнцем. Только не вздумайте воображать себя убийцей: на это вы не способны. Во всяком случае — пока.

Профессор взглянул на Зорина оценивающе, покачал головой:

— Была, была у вас жажда побеждать! Ну а потом заплутался в трех соснах, стал врастать в шкуру хронического неудачника. Вот тогда-то мы и сочли необходимым вмешаться и реанимировать в вас высокое сатанинское начало. Ну а дурь и сопли изжить мы вам поможем. Поверьте, у вас есть все, чтобы стать настоящим сатанистом!

Он отпил глоток мартини и ровным голосом поставил точку:

— И вы им станете! Или нам придется поступить с вами так же, как с вашим предшественником — тем, чей плащ от Кардена вы сейчас носите.

— Послушайте, Фабиан Адрианович! — голос Зорина звучал жалобно. — Я хочу оставаться самым обыкновенным человеком. Отпустите вы мою душу с богом! На кой я, такая размазня, вам сдался?

— Господин Зорин, мы с вами пошли уже по второму кругу! Не унижайтесь напрасно: фирма вас все равно не отпустит. И не потому, что вы — такой уж незаменимый, а потому, что вы — уже НАШ. Я вам разъяснял ровно десять минут назад: «Утренняя звезда» — не кафешантан, из нее не увольняются, не выходят в отставку. Из «Утренней звезды» может быть только одна отставка — в крематорий!

Фабиан поднялся из-за стола:

— Пожалуй, на сегодня хватит. Скажем спасибо сей славной ресторации и пойдемте, я вас подброшу до ваших апартаментов.

И ухмыльнулся напоследок:

— Побегунчики бегут, покатунчики катят, рогатиков везут хохлатиков колоть!

Войдя в квартиру, Зорин прямым ходом проковылял к домашнему бару, выгреб все его содержимое, без разбору…

Досье

В Первый отдел

Ленинградского ордена В. И. Ленина

Кораблестроительного института.