Марина кивнула. А он ведь тогда и правда покорил ее своим благородством. И они встречались пару раз по службе. А потом как-то самой собой закрутилось… Марина даже не могла сейчас ответить, в какой момент появились чувства. Восхищение этим мальчиком переросло в симпатию, в нежность, а потом и в горячую любовь. Да, она вышла замуж за Половцева, когда тому было уже за сорок. Не по любви, а просто потому, что было пора, а он – заслуженный человек, военный юрист. Что ей еще искать от жизни? А оказалось, вот что! Но – Кирилл. Он-то как в нее влюбился, горячо и самозабвенно. Бедный мальчик!

– Как ты живешь, Кирюша? – наконец спросила Марина. – Как твоя служба? Ты осунулся, похудел. Одни глазищи вон остались.

– Нормальная служба, – блеснул белозубой довольной улыбкой Кирилл. – Правда, не высыпаюсь, сутками на ногах, но кому сейчас легче – война!

И вдруг в его глазах мелькнула тень, будто что-то омрачило тепло их свидания, светлую радость встречи посреди войны. Марина испуганно попыталась заглянуть в его глаза поглубже, разглядеть, что там происходит. А Митьков вдруг отложил в сторону бутерброд, старательно вытер пальцы носовым платком, а потом на какое-то время замер в задумчивости. Он смотрел в сторону, но Марина чувствовала, что думает он о ней, хочет что-то сказать. Она замерла, боясь, что слова эти будут горькими, а боль от них покажется нестерпимой.

– Марина, – тихо сказал Кирилл и с виноватым выражением лица погладил ее по руке. – Марина, я тебя никогда ни о чем не просил, но сейчас ситуация такая, что только ты можешь помочь. Мне, нам…

– Что случилось, Кирилл? – она нахмурилась и в нехорошем предчувствии невольно сжала в ответ пальцы Митькова. – Рассказывай!

– Арестован генерал Максимов, командир механизированного корпуса из 65-й армии. Арестован по подозрению в измене Родине, но его арест не афишируется, потому что там все непонятно. Скорее всего, генерала просто подставляют через немецкую агентуру здесь.

– Кирилл, ты с ума сошел! – тихо проговорила Марина. – Ты такие вещи говоришь, о которых нельзя рассказывать. Даже мне. Это ведь ваша служебная тайна.

– Можно, – вдруг улыбнулся Митьков обезоруживающей мальчишеской улыбкой, и у нее как-то сразу стало спокойнее на душе. – В отличие от вашей работы, сугубо официальной и прописанной в каждом шаге и вдохе, у нас есть еще и оперативные полномочия. Ну, да неважно. Марина, ты сможешь, я знаю. Твоего авторитета хватит, чтобы помочь нам. Дело в том, что формально мы должны арестовать и жену Максимова, а она ведь ни сном ни духом, как говорится. Она военврач, хирург в госпитале. Они видятся раз в полгода!

– О чем ты меня хочешь попросить?

– Ребята допрашивали ее в госпитале. Мы обязаны были с ней поработать. Таковы правила – она в данной ситуации лицо контактное. Но они поговорили с начальником госпиталя, и сейчас Мария Николаевна вроде как под домашним арестом или на карантине в отдельной палате. Ей запрещены любые встречи, но об этом знает только начальник госпиталя. Марина! Если коснется, если от тебя это будет зависеть, замолви словечко, чтобы не арестовывать Максимову. Она тут совсем ни при чем, а пятно перед товарищами и начальством останется. Об аресте мужа тоже пока никто не распространяется. Нет оснований для ее ареста, вот что важно. Против нее нет доказательств, она всего лишь свидетель, и то непонятно чего.

– Хорошо, гроза шпионов, – улыбнулась Марина, – обещаю тебе беспристрастный прокурорский надзор.

Ночь была пасмурной, холодной. Ветер трепал край плащ-палатки, бросал в лицо сухую траву. Приходилось то и дело замирать на месте и ждать, пока сгорит в небе очередная осветительная ракета. Свои пускали ракеты в сторону, зато немцы освещали передовую основательно, и напоминал об этом станковый пулемет, который бил с их стороны длинными очередями. То ли казалось что пулеметчику, то ли он просто выполнял приказ и периодически стрелял по ориентирам, как указано в карточке огневой точки.

Гробовой полз впереди. Его массивная фигура перемещалась быстро и почти бесшумно. Косович, прикусив губу, смотрел на друга, как только в небо взмывала очередная вражеская ракета. Олег хорошо понимал, что это ему, лежащему на земле, фигура Гробового кажется такой приметной. А по сути, они просто сливаются сейчас с местностью, развороченной взрывами и гусеницами.

До танка было около километра. Сам Косович уже несколько раз пытался остановиться и сверить направление, но Федор полз вперед со странной уверенностью, огибая воронки и кустарник. Останавливался он только, когда в небе повисала осветительная ракета или когда они приближались к подбитому нашему или немецкому танку.

Скоро рассвет. Косович протянул руку и пощупал колено, которое ушиб полчаса назад о камень. Кажется, ничего, обойдется. Сейчас они доберутся до немецкого танка, который чернеет впереди, потом свернут вправо, и по прямой уже недалеко до танка Васильева. Успеют затемно.

Чем-то не нравился Косовичу этот немецкий танк. Уж очень он как-то нагло стоял, задрав ствол своего орудия. И не сгорел он во время боя. Понятно, что это только лишняя осторожность, напряжение и усталость, но на этот танк Олег злился.

Вдруг Гробовой остановился. Косович машинально прополз еще около метра и тоже замер, глядя на друга. Федор вытянул руку и сделал несколько движений, будто приказывал отползти назад. Значит, что-то заметил, понял Олег, и медленно, стараясь не ударить металлической частью автомата о камень, стал отползать в сторону.

Есть! Косович заметил, как быстро и неосторожно мелькнул красный огонек между гусеницами подбитого танка. Там кто-то осторожно курил в рукав. А в стрелковых окопах предупредили, что никаких поисков в эти дни не проводится, наших разведчиков впереди нет и боевого охранения на таком расстоянии тоже. Значит? Там немцы! А может, все-таки наши? Чужая группа не смогла выйти к своим в заранее определенном месте, вышли здесь, оповестить не смогли, сидят с «языком», курят и готовятся к последнему броску. А может, и раненых своих волокут! Черт! Не ошибиться бы.

Ситуация безвыходная, оба оперативника это понимали. Не в том смысле, что из нее нет абсолютно никакого выхода. Просто оставлять за спиной врага нельзя ни в коем случае. Надо установить, кто там прячется ночью под танком и курит в рукав. Других вариантов нет. И самое неприятное, договориться о совместных действиях Косовичу с напарником не удастся – слишком далеко они друг от друга. Любой шум или движение привлекут внимание врагов, а сколько их там, неизвестно. Олег сместился еще немного влево, чтобы не оказаться на линии огня вместе с Гробовым.

Федор принял решение быстро. Весь риск