Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что там делают эти бумажки? – удивился папа.
Фиби объяснила, что предположительно это пятна крови.
– Крови? – Пруденс замерла с вилкой у рта.
А Фиби уже принесла конверт и вытряхнула на стол волосы.
– Волосы неизвестного происхождения, – сообщила она.
– И-и-и, – только и выдала Пруденс.
Мистер Уинтерботтом со стуком положил на тарелку вилку и нож. Взял Фиби за руку, распахнул морозилку и показал на пластиковые контейнеры и сказал:
– Иди сюда. Если твою маму похитил псих, у неё было бы время приготовить всю эту еду? Могла ли она попросить: «Подождите немного, мистер Псих, чтобы я могла приготовить десяток-другой ужинов для моей семьи, чтобы они не голодали, когда меня похитят»?
– Тебе наплевать, – не сдавалась Фиби. – Всем вообще наплевать! И у каждого своя идиотская повестка дня!
Я ушла сразу после ужина. Мистер Уинтерботтом был у себя в кабинете и обзванивал подруг жены, стараясь выяснить, нет ли у них каких-то предположений, куда она могла податься.
– По крайней мере, – сказала мне Фиби, – он хоть что-то начал делать, но я всё равно уверена, что надо звонить в полицию.
Не успела я отойти от Фибиного дома, как с соседнего крыльца до меня донёсся голос Маргарет Кадавр, похожий на шелест мёртвых листьев:
– Сэл? Ты не хочешь зайти? Твой папа как раз здесь. Мы едим десерт. Побудь с нами.
– Давай, Сэл, – у неё за спиной появился папа. – Не вредничай.
– Я не вредничаю, – отчеканила я. – И мне надо домой, делать домашку по английскому.
– Я лучше тоже пойду, – папа повернулся к Маргарет. – Извините…
Маргарет ничего не сказала. Она просто стояла на крыльце, пока папа вернулся в дом за пиджаком и вышел ко мне. Я знала, что веду себя плохо, но чувствовала, что одержала маленькую победу над Маргарет Кадавр.
По дороге папа спросил, не вернулась ли домой Фибина мама, я ответила:
– Нет. Фиби решила, что её похитил псих.
– Псих? Это не слишком надуманно?
– Поначалу я тоже так считала, но ведь в жизни всякое бывает, правда ведь? Я имею в виду, что это могло случиться. И это мог на самом деле оказаться псих, который…
– Сэл!
Я готова была рассказать про дёрганого парня и загадочные послания, но тогда папа сказал бы, что я вредничаю. И вместо этого я сказала:
– Откуда ты можешь знать, что кто-то – пусть не обязательно псих, – но кто-то – не заставил маму уехать в Айдахо? Может, её шантажировали…
– Сэл. Твоя мама уехала, потому что хотела уехать.
– Ты не должен был её отпускать.
– Человек не птица. Его не посадишь в клетку.
– Она не должна была уезжать. Если бы она не уехала…
– Сэл, я уверен, что она собиралась вернуться, – мы уже были возле дома, но он не входил внутрь. Мы сели на ступеньках крыльца. – Ты не можешь предсказать – человеку не дано предвидеть – и ты не можешь знать…
Он потупился, и я почувствовала, как гнетёт его горе. Я извинилась за то, что вредничала и обижала его. Он обнял меня, и мы ещё долго сидели на крыльце: два человека, совершенно растерянные и печальные.
– Как твоя покусанная нога, крыжовничек? – спросил дедушка. Он беспокоился из-за бабушки, но не столько из-за ноги, сколько из-за хриплой, тяжёлой одышки. – Остановимся в Бэдлендсе?
Бабушка только кивнула.
И чем ближе мы подъезжали к Бэдлендсу, тем настойчивее делался шёпот у меня в ушах: не спеши-не спеши-не спеши!
– Может, нам не ехать в Бэдлендс? – не выдержала я.
– Что? С какой стати? Мы обязательно поедем! – возразил дедушка. – Да мы уже почти на месте! Это же национальная гордость!
Мама должна была ехать по этой же дороге. О чём она думала, когда видела этот указатель? Или вон тот? Когда проезжала вот это место на трассе?
Мама не умела водить машину. Она боялась машин.
– Мне не нравится такая скорость, – повторяла она. – Я люблю сама контролировать, куда я двигаюсь и с какой скоростью.
Когда она заявила, что всю дорогу до Льюистона собралась проделать на автобусе, мы с папой не поверили своим ушам.
Я не могла понять, что заставило её выбрать именно Айдахо. Я думала, что она могла просто наугад открыть атлас и ткнуть пальцем, но потом оказалось, что её двоюродная сестра живёт в Льюистоне, штат Айдахо.
– Я не видела её пятнадцать лет, – сказала мама, – и это кстати: она скажет мне правду, кто я такая.
– Я и так могу тебе это сказать, Сахарок, – возразил папа.
– Нет, я имею в виду кроме того, что я жена и мать. Я имею в виду самую основу, ту, где я Чанхассен.
После долгой поездки по плоским прериям Южной Дакоты пейзажи Бэдлендса казались особенно необычными. Как будто кто-то разгладил огромным утюгом просторы Южной Дакоты, сдвинув все высоты и горы в одно место. Прямо посреди равнины перед нами встали пики и ступенчатые хребты. В вышине синело небо, а под ним громоздились розовые, пурпурные и чёрные скалы. Вы могли встать на самом краю обрыва и смотреть далеко-далеко вниз на самые предательские провалы, обрамлённые причудливыми грубыми оползнями. Мне всё время казалось, что где-то там должны лежать человеческие скелеты.
Бабушка попыталась напевать «Па-даб-ду-ба», но ей не давала одышка.
– Па-даб… па-даб… – только и получилось у неё.
Дедушка постелил одеяло, чтобы она могла сидеть и любоваться горами.
Мама прислала из Бэдлендса две открытки. В одной она написала: «Саламанка – моя левая рука. Мне не хватает моей левой руки».
Я рассказала бабушке с дедушкой о том, как мама рассказывала мне о небе, которое кажется здесь выше всего, что ты видел прежде. Давным-давно небо было таким низким, что можно было удариться головой, если не быть осторожным – таким низким, что иногда люди просто в нём пропадали. Людям это не понравилось, и тогда они сделали много длинных шестов, и однажды все вместе подняли шесты и сильно толкнули небо. Они оттолкнули его так высоко, как могли.
– Надо же! – воскликнул дедушка. – Хорошо же они толкнули – вон оно до сих пор как висит!
Пока я рассказывала историю, рядом встала беременная женщина и стала протирать лицо влажной салфеткой.
– Эта женщина как будто несёт всю тяжесть мира, – заметил дедушка. Он предложил ей присесть к нам на одеяло.
– Я прогуляюсь вокруг, – сказала я. Я боялась беременных.
Когда мама впервые сказала мне, что беременна, она добавила:
– Наконец-то! У нас действительно получится заполнить этот дом детьми!