и по-птичьи резво ткнула человека в комбинезоне носом в живот, будто предвидя какую-то преграду, но никакой особо серьезной преграды там не оказалось. Человек в комбинезоне попытался шевельнуть ногой, будто показывая кому-то отстраненно наблюдающему за драматической сценой, что его стоит пожалеть хотя бы за его неугомонную волю к жизни. Оперенная тварь наступила на шевельнувшуюся ногу человека в комбинезоне; зловеще изогнувшийся черный коготь опустился и неглубоко воткнулся, порвав лишь штанину. Нивелируя малую глубину вхождения, оперенная тварь надавила сильнее, и человек в комбинезоне опять закричал, распахнув абсолютно черный рот. Тварь без перьев замерла, восхищенно внимая; потом нагнулась и укусила человека в комбинезоне за лицо. Раздался сдавленный хрип, тварь без перьев напряглась, шея задрожала от напряжения, и человек в комбинезоне стал дергаться всем телом, будто снятая на камеру резиновая кукла в ускоренной перемотке. Оперенная тварь исторгла гневное шипение и, не освобождая прижатой к снегу ноги человека в комбинезоне, резко наклонилась вперед, к прикрытому цветастой тканью комбинезона животу. Хрипение в сосредоточенно сжимающихся челюстях твари без перьев споткнулось, но зазвучало опять. Оперенная тварь снова резко наклонилась и, поднатужившись, порвала комбинезон, выставив напоказ бледную кожу. Тварь без перьев оставила затянувшуюся попытку и отпустила лицо человека в рваном комбинезоне; теперь оно было оттиснено по краям грубым бордовым пунктиром, непредусмотрительно нарушенным в районе почти полностью отклеившейся от черепа щеки. Оперенная тварь наконец перестала давить на ногу человека в рваном комбинезоне и всецело отдалась изучению мерцающего в порванной ткани лоскута. Он мерцал бледно и невнятно; оперенная тварь, не готовая поверить в столь нещадный подвох, развела челюсти и сомкнула их на бледном лоскуте. Человек в рваном комбинезоне вяло задергался; оперенная тварь потянула и содрала лоскут, вскрыв спрятавшиеся за ним бордовые волокна. Тварь без перьев решила не отставать и целиком оторвала человеку в комбинезоне горло. Преобразившееся лицо человека в комбинезоне и снег вокруг празднично заблестели. Тварь без перьев удивленно свела глаза, силясь рассмотреть свои покрасневшие челюсти. Оперенная тварь тем временем сумела опустить морду в открывшиеся под содранным лоскутом волокна достаточно глубоко, чтобы найти там, в глубине что-то интересное. Шагнув назад, оперенная тварь высвободила побагровевшую физиономию, к которой приклеилась какая-то занятная ленточка. Оперенная тварь рывком выхватила ленточку целиком, подбросила в воздух и поймала, будто по команде дрессировщика; судорожно двигая челюстями, стала погружать диковинную находку внутрь себя. Тварь без перьев осторожно переступила через уже безразличного ко всему человека с двуслойной дырой и тоже выудила из багрового кратера потешно склеившуюся магму. Преисполнившиеся азартом познания твари поочередно заглядывали в котлован вулкана и неумолимо опустошали его, тем самым лишая возможности кого-либо безвозвратно истребить внезапным извержением.

Я почему-то опомнился, хотя даже и не собирался. Обернувшись, увидел ее, сидящую рядом со мной. Судя по окаменевшему взору, она отдалась зрелищу всецело. Я осторожно толкнул ее в плечо. По застывшему лицу пробежала странная судорога; она повернулась ко мне, и взгляд ее снова застыл, будто она не была готова воспринимать такое неуместное и фантасмагоричное зрелище, как я. Луна светила милосердно, ни к чему никого не принуждая. Потом что-то изменилась в ее лице, и она как будто узнала меня, но совсем неуверенно. Чтобы не смущать ее, я отвернулся и снова взглянул на тварей, пирующих над оскудевшим жерлом.

Оперенная тварь вдруг прервалась, подняла полностью побагровевшую голову с оттопырившимся перьевым гребнем и повернула ее к нам. Желтые глаза блеснули, отражая странное сомнение.

Судорожным рывком приблизившись к светловолосой девушке, я прижал ее лицо к своей груди и сжался сам, закрыв глаза. Вечность мелькала под опущенными веками, преломляясь и брызгая неясными картинами невозможного. Подул легкий, почти незаметный ветер. Ничего не происходило. Я медленно разомкнул веки. Ветер слегка трепал ее волосы прямо перед моим лицом. Снег белел, чернели деревья, не дававшие поляне разрастись и поглотить вселенную. Незаметно вдохнув запах ее волос, я обернулся.

Тварей не было — ни оперенной, ни лишенной перьев. Тело в рваном наполовину перекрашенном комбинезоне осталось лежать в окружении выроненных разнозаряженных атомов. Снег вокруг был изрыт бесчисленными следами. Я силился, но так и не сумел понять, вели эти следы куда-то прочь или замыкались в натоптанном капище. Ветер подул из двух разных мест одновременно, перемешав аромат ее волос и отголоски свершившегося торжества. Я поднялся, осторожно выдохнул. Она сделала то же самое. Тело в порванном комбинезоне осталось лежать.

Я обернулся к ней. Она смотрела в точку, на которой замкнулись следы, и взгляд ее понемногу менялся, становясь все непонятнее.

Я вдруг вспомнил о причине, заставившей нас встретиться. Не знал, стоит ли сейчас нарушать столь долгое молчание. Ветер осторожно дул отовсюду сразу и ничего не подсказывал.

Я все-таки решился и спросил, как мы будем дальше искать ее пропавшую подругу.

Она как-то странно двинула скулами. Потом кивнула, указывая на тело в комбинезоне, замкнувшее на себе все подряд.

— Она три раза подряд кончила, когда он нас тогда в доме ебал, — ответила она. — А я вот что-то ни разу.

Она отвернулась от тела и посмотрела мне прямо в глаза, пронзив до затылка.

— Пошла-ка она на хуй.

Солнце щедро разливалось по небу, асфальту, домам и вообще по всему, докуда хватало сил и пространства. Я шел по улице, держа в руке холодную жестяную банку с веселой затейливой дрянью. Идти было особо некуда, но подслащенных содержимым банки мыслей хватало. Дождавшись зеленого света, я пересек вереницу почти стершихся белых ступеней и направился к торговому центру, в котором часто бывал раньше. Дул легкий ветер. Было хорошо.

Приближаясь к входу, я услышал бойкие веселые голоса. Вспомнив, что никуда не спешу, остановился. Справа от меня рядом с высоким баком для окурков беседовали две миловидные девицы, обе явно младше меня. Говорили они громко, не стесняясь; я невольно увлекся их беседой. Девицы обсуждали способы скрепления их пока что только формального родства. Заслушавшись, я случайно надавил на банку, выплеснув немало ее содержимого себе под ноги. Одна из девиц заметила это и прыснула. Вторая тоже повернулась ко мне, чтобы узнать, почему первой стало смешно. Я опустил взгляд — джинсам с кроссовками тоже немного досталось. Посчитав право подойти ближе заслуженным, я непринужденно приблизился, чтобы подруги лучше рассмотрели пятна на синей ткани и намокшие шнурки.

Посмеявшись над моим горем, девицы пожелали узнать о причине моей рассеянности. Я