− Сообщил, − ответил Антон, − только что нового мы скажем? Все ведь уже рассказали тогда… Никаких посторонних не видели, ничего подозрительного не заметили.

− Вы не увидели и не заметили, потому что и не могли увидеть или заметить! Вот о чем вы забыли сказать. Кстати, вы зачем соврали-то?

Дед и парень переглянулись.

− Ну вы уж поймите и нас, − заканючил пенсионер, − нам же неудобно было говорить, что мы тогда обходы не делали… Парня-то ведь замочили… Получается, что и доля нашей вины имеется. Нас бы тогда с работы турнули. А у меня пенсия двенадцать тысяч, как прожить? Здесь-то хорошо, график сутки через двое, и воздух свежий, и живу я недалеко, в Сосновке, мне даже на стареньких «Жигулях» минут пятнадцать хватает, чтобы доехать…

Конечно, хорошая работа для пенсионера. Приехал на сутки, да и делай что хочешь, хоть спи, хоть свежим воздухом наслаждайся, хоть сканворды разгадывай. Десять смен − десять тысяч, неплохо. Жалко такую халяву терять. А ведь эти идиоты ее бы точно потеряли, если бы честно признались, что в субботу из своей конуры и не выходили, как, впрочем, и во все остальные смены. Понятно, что показания они давали Харченко, а не своему работодателю, но ведь следователь вполне мог и с управляющим базой отдыха пообщаться, вот тогда все бы и всплыло.

− Как вы вообще узнали, что у вас под боком произошло убийство?

− Один из студентов тех прибежал, чернявый такой, маленького роста, − сообщил дед. — Он нам и сказал…

Чернявый, маленького роста − это Аркадий Завитаев. Ну правильно, вся компания утверждает, что оповещать охранников пошел именно он.

− Кто в полицию звонил?

− Я звонил, − ответил Антон. — Мы с дедом пришли в тот домик, посмотрели, и я вызвал полицейских.

Интересно, он своего напарника называет дедом просто из-за возраста, или по другой причине? Фамилии у них вроде разные. Волков, видимо, тоже обратил на это внимание, потому что задал Антону вопрос:

− Вы что, родственники?

− Антошка мой внук, − ответил за парня дед. — Сын старшей дочери. Он же у меня тоже в этой самой Академии учился, которой наша база принадлежит, − с гордостью добавил он.

− Это правда? — спросил я Антона.

− Правда, − буркнул он.

− Учился, но не выучился? Иначе не стал бы лесным сторожем работать, а?

− Во-первых, это временная работа, только на лето, − с раздражением ответил парень, − а во-вторых, меня отчислили в феврале. За неуспеваемость.

− Учиться не хотел, значит? — усмехнулся Волков.

− Да ведь Антошка-то мой бесплатно учился, не то что всякие там детки богатых, − опять вступился за внука пенсионер. — Ну не сдал он чего-то там, то ли зачет, то ли экзамен, вот его и отчислили. Предложили на платное отделение перейти, да откуда у нас деньги-то? Отца у него нет, мать продавщицей в продуктовом магазине работает, какие там доходы…

− Ладно, не надо нам рассказывать про свою нелегкую жизнь, − грубовато прервал я старика и опять обратился к Антону:

− Ты на каком факультете учился?

− На инженерно-экономическом.

− А с какого курса отчислили?

− Со второго.

Так. Настя Трофимова и двое ее друзей тоже с инженерно-экономического, но они уж пятый курс заканчивают. Ну и что, все равно, они вполне могли пересекаться в коридорах своего вуза.

− А кто из вас в субботу встречал приехавших? Кто открывал им домик?

− Я встречал, − пробасил дед.

− А ты, − повернулся я к Антону, − знаешь кого-нибудь из той компании?

Я на память назвал имена и фамилии шестерых человек, в том числе сидевшего рядом со мной Максима Трофимова. Впрочем, мог бы и не называть, Антона ведь тоже допрашивали три дня назад, и наверняка он видел всех участников пикника.

− Настю Трофимову встречал несколько раз, еще когда учился. Она яркая была, ее трудно не заметить…

− И при каких обстоятельствах ты ее видел? — быстро спросил я.

− Один раз на сцене, в нашем актовом зале, она какой-то латиноамериканский танец исполняла, с подругами. Я тогда еще на первом курсе был… А она во многих студенческих концертах участвовала. Вот и запомнил. Потом пару раз в коридорах встречались. Но я с ней не общался, она, наверное, даже не знает меня в лицо.

− Так, а в субботу ты ее видел?

− Когда мы с дедом услышали, что там парня замочили, мы побежали в гостевой домик, и там увидели всех пятерых. И Настю тоже. Она на земле сидела, закрыв лицо руками. Меня если и увидела, то не узнала.

− А до того, как вы с дедом об убийстве услышали, вы с ней не встречались в тот вечер?

− Нет. Я просто знал, что шестеро студентов арендовали домик до утра, но фамилий их не знал. Дед сам встретил их, открыл им помещение. А я к ним не выходил.

− И парня, которого убили, ты не знал?

− Не знал.

Ладно, пока не следует на этого Антона напирать. В любом случае, студенческие знакомства Николая Абрамова следует проверять, есть шанс, что в ходе поисков будет выявлен какой-нибудь тайный недоброжелатель. У такого прохвоста недоброжелатели просто обязаны быть. А то, что одним из охранников оказался Антон Лычагов, бывший студент того же вуза, где учился убитый − это интересно. И перспективно.

* * *

Домой я вернулся около половины первого. Пока доехали до Города, пока закинул по адресам Сергея с Максимом… Быстренько сходил в душ, выпил чашку чая и лег в постель. Устал очень сильно, у меня вообще было ощущение, что разговор с Достоевским-Харченко происходил неделю назад, а ведь это было только сегодня утром. Думал, что усну сразу, но сон только кружился надо мной, а забирать меня в свои объятия не спешил. Со мной такое иногда случается: проработаешь весь день по конкретному делу, ляжешь спать, а голова сама собой продолжает вспоминать, сопоставлять, анализировать, выдавать новые версии… Никак не могу научиться временно отключаться от работы и спокойно засыпать.

Итак, подведем промежуточные итоги, учитывая также информацию, добытую моей Зиной и вкратце пересказанную мне по телефону. Главным своим достижением за прошедший день я считал те бумаги, которые были написаны Антоном Лычаговым и его дедом. Сильно мы их припугнули. Ни тот, ни другой так толком и не поняли, кто мы такие есть. В Трофимове они, понятное дело, узнали одного из участников субботнего пикника. Вернее, дед узнал. Антон никого из приехавших в субботу не видел, по его словам. А вот моя личность так для них загадкой и осталась. То ли опер в высоком звании, то ли следователь, то ли вообще прокурор. Вот на их неосведомленности, растерянности я и сыграл. Дело в том, что большинство людей рассуждают примерно так: если в нестандартной, непонятной ситуации какой-то человек орет и командует, значит, у него действительно есть право орать и командовать. Так бывало на фронте, когда в разгар боя убивали командира взвода. Тот солдат, который в следующую секунду начинал отдавать команды от своего имени, автоматически признавался командиром, вне зависимости от официально занимаемой должности. А здесь вдобавок еще и люди попались не очень уверенные в себе, что старый, что молодой.