У читателей-мужчин, наверное, уже слюнки потекли от предвкушения неизбежной и приятно возбуждающей сценки. Мне жаль их, ибо ничего подобного не последует. Дороти приступила к делу чрезвычайно прямолинейно (воспитанность, деликатность… и т. д. не входили… и т. д., см. предыдущую главу), а также, к моей радости, исключительно вербально. Она завела разговор на интересующую ее тему в один из вечеров в начале апреля. В тот светлый дождливый вечер Мария почему-то не ретировалась в свою комнату сразу после ужина, а предпочла сидеть в гостиной, глядя усталыми глазами себе на ноги. Дороти вроде бы читала журнал, но явно думала о чем-то другом, потому что, полистав журнал несколько минут, отложила его с подчеркнутым равнодушием.

— О-хо-хо! — произнесла она (и если вы этому поверите, то тогда, думаю я, потирая руки, вы поверите чему угодно). — Как же время медленно тянется, правда?

Мария вяло кивнула.

— Ты скучаешь по Саре?

— Да. Иногда.

— Бедная Мария. — Дороти жалостливо улыбалась, с каждой минутой все больше напоминая Шарлотту. — Как же я тебе сочувствую. Твоя жизнь стала такой пустой. Мне ужасно хочется тебя порадовать.

— Со мной все в порядке, — возразила Мария, помышляя о бегстве.

— У тебя ведь нет любовника, Мария?

— Нет.

— И никого, кого бы ты хотела полюбить? Человека, глядя на которого у тебя глаза загораются?

Мария не сочла этот вопрос достойным ответа.

— А вот у меня глаза огнем горят.

Мария подняла голову и обнаружила, что Дороти не врет. Она почувствовала себя немного неловко.

— Странно, что у тебя нет парня, Мария. Ты очень красивая. — Покончив, таким образом, со вступлением, Дороти стремительно перешла к сути: — Мария, давай ляжем в постель и займемся любовью.

Мария приподняла бровь:

— Ты серьезно?

— Конечно, серьезно. Давай познаем тела друг друга, все равно по телику ничего нет.

— Спасибо, но, пожалуй, я откажусь.

Сколь бы ни покоробило Марию подобное предложение, она тем не менее не двинулась с места. Ей было любопытно послушать, как Дороти станет объяснять столь резкую перемену в своих наклонностях.

— Но почему? — спросила Дороти.

— Потому что ты меня не привлекаешь. Ты — женщина.

— Ох, Мария, до чего же ты ограниченна! Где жажда приключений? Я приглашаю тебя в путешествие, мы отправимся к физическому наслаждению, куда ни один мужчина не сможет нас доставить. Будь добра, докажи, что мы принадлежим к свободному и независимому полу. Мы сможем познать экстаз, какого никогда прежде не испытывали, ну а в худшем случае наш поступок станет весомым политическим заявлением. Где твое самоуважение? Я хочу повести тебя по сексуальному пути, пройти по которому долг каждой женщины. Почему ты не хочешь пойти со мной?

Мария собралась было ответить: «Потому что это тупик», но передумала:

— Потому что там висит табличка «Входа нет».

Согласитесь, ответ получился остроумнее того, что первым пришел в голову. В сущности, это единственный зафиксированный случай, когда Мария отпустила забавное замечание. Дороти совершенно взбесилась. Она схватила журнал и с возмущением швырнула его на другой конец комнаты.

— Неудивительно, что ты одинока, Мария. Неудивительно, что тебя все ненавидят.

С этими словами она ринулась в свою комнату и с треском захлопнула дверь. Мария осталась сидеть, размышляя над ее последними словами.

Одним из следствий этого инцидента стало решение, давно назревавшее. Мария поняла: пора искать третью соседку. Когда Сара переехала к мужу, Мария с Дороти договорились, что приступят к поискам нового жильца, только когда в том возникнет финансовая необходимость. Мария знала, что такая необходимость неотвратимо приближается, но теперь она, кроме всего прочего, просто испытывала потребность в дружеском общении. Уж не знаю, почему я сказал «просто», ибо такие потребности, присущие всем, кроме немногих счастливчиков, далеко не просты, не говоря уж о способах их удовлетворения. Но Мария вдруг возомнила, исполнившись беспочвенного и, следует отметить, абсолютно для нее нехарактерного оптимизма, будто вполне реально найти такого третьего жильца, с которым она сумеет установить дружеские или по крайней мере дружелюбные отношения. Скорее всего, она имела в виду женщин своего возраста (Марии теперь двадцать девять). Однако Дороти думала иначе.

— Действительно, почему бы нам не поискать кого-нибудь, — снисходительно бросила она, когда Мария подняла этот вопрос за завтраком на следующее утро. — Но, по-моему, не стоит давать объявление. Человека с улицы нам не надо. У тебя есть кто-нибудь на примете?

— Нет.

— Друзья, например? Ах да, я забыла, с друзьями у тебя туго. Ладно, предоставь это дело мне, я что-нибудь придумаю.

Вечером Дороти вернулась с работы в радостном возбуждении.

— Мария, я нашла подходящего человека! — объявила она.

— Кто она?

— Его зовут Альберт. Ты ведь не против мужчины, правда?

— Нет, если он симпатичный. Где ты с ним познакомилась?

— На работе.

— Новый сотрудник?

— Нет, он пациент.

Должен сообщить, что Дороти работала в хосписе для завязавших алкоголиков.

— Пациент? С чего ты взяла, что он нам подходит?

— Мария, он рассказал сегодня про свою жизнь, и мне стало его так жалко. У меня слезы градом лились, никогда не слышала ничего более ужасного. Ему совершенно некуда податься, и у него не осталось ни одного близкого человека на свете. Он и пить-то начал, потому что вокруг не нашлось ни одного любящего сердца. Ты не представляешь, до чего это несчастный и одинокий старик.

— Старик? Сколько ему лет?

— Семьдесят четыре.

— Дороти, это не больница. И не дом для престарелых. Это квартира. Наш дом.

— Мария, не будь такой бессердечной. Домашняя обстановка — как раз то, что ему нужно.

— По-моему, дикая затея. Не надо было мне вообще заговаривать о третьем жильце. Предупреждаю, я разозлюсь, если ты притащишь этого человека сюда.

Она запиналась, произнося эти слова, поскольку злость принадлежала к тому разряду эмоций, на которые Мария была уже неспособна. Кроме того, Мария была плохой актрисой, что не способствовало разрешению спора в ее пользу. Тем не менее она надеялась, что Дороти проявит уважение к ее мнению, высказанному столь ясно и твердо. Она ошиблась. На следующий день, довольно поздно вернувшись с работы, Мария открыла дверь, и в нос ей ударил странный запах. Нелегко было определить, чем именно пахло, но годы спустя, подыскивая выражения, годные для описания этого запаха, Мария сказала, что воняло так, словно в дом забрело небольшое коровье стадо, нахлебавшееся виски и устроившее в гостиной отхожее место. Пегий старикан, одетый в новенький, топорщившийся костюм, сидел на диване и пил чай из кружки. Он встал, когда Мария вошла, назвался Альбертом, догадался, что перед ним, должно быть, Мария, и заявил, что ему очень понравилась его комната. Мария отправилась к Дороти, и они коротко и безрезультатно повздорили. После чего Мария пролежала весь вечер у себя. Она чувствовала, как мурашки медленно ползут по ее коже.