действует лишь одно правило — либо ты, либо тебя. Другого варианта не дано.

Глава 14

Всю оставшуюся дорогу до дома родителей я прибывала в тумане. Мой разум заволокла едкая дымка, не дающая здраво проанализировать происходящее. Словно паралитический газ она обездвижила поток моего сознания, чтобы меня не накрыл откат. Сложно представить, как бы я себя чувствовала будь хоть немного в здравом уме. Скорее всего нервный срыв был бы малой частью последствий от пережитого.

По приезде мне тоже не дали погрузиться в самобичевание. Отец с Алёной вцепились в меня мёртвой хваткой, не оставляя ни единой возможности остаться со своими мыслями наедине.

Бесконечная череда вопросов и возгласов о том, как такое произошло, не прекращалась, пока я попросту не вырубилась на диване. Истощенный стрессом и бурлящим адреналином в крови организм не выдержал. Это скорее даже не сон, а аварийное отключение в целях сохранения жизненно важных функций.

В состоянии перманентного погружения в анабиоз я повела полтора дня. Я-то просыпалась, то вновь проваливалась в безопасную темноту, в которой меня ждал Зотов со своей очаровательной улыбкой. Стоило закрыть глаза, как меня накрывала сахарная патока. Мужчина, который помог мне выбраться из того кошмара, в котором я оказалась по собственной глупости, был рядом со мной. Его поцелуи, объятия и нежные прикосновения. Я чувствовала их, как наяву. Мне было хорошо. Чувственно. Легко. Он был таким, каким я мечтала видеть его рядом с собой. Моим. Но к сожалению, только во сне. Стоило открыть глаза и вернутся в реальный мир, мой воздушный замок рассыпался на мелкие кирпичики.

Его не было рядом. Он не ждал, когда Тимофей привезёт меня. Он не пришёл меня проведать. Он даже не позвонил. От Миши не было ни одной весточки. Словно ему было безразлично. И от этого мне было только хуже. Из-за этого я и укрывалась от мира в собственных снах. Там было всё иначе. Не так больно. Там моё сердце не сжималось в тиски. Не обливалось траурными слезами о несбыточном. В них он был рядом. В них я чувствовала его. Прикосновения. Дыхание. Учащенный стук сердца.

Отец пытался уговорить меня перенести слушание хоть на несколько дней.

— Нют, ну не нужны тебе сейчас эти переживания! Никуда не денется твоя незамужняя жизнь, — распинался он, восседая на углу моей кровати, пока я допивала свой ромашковый чай. — Полежи ещё немного.

— Пап, я хорошо себя чувствую. От того, что съезжу в суд, я не умру, — пыталась переубедить своего нервного родителя.

— Посмотри на себя в зеркало! На тебе же лица нет! Зачем себя насиловать?

— Хватит! Я хочу закрыть этот вопрос, как можно скорее. Понимаешь? Пап, я должна поставить эту точку. По-другому я уже не могу, — переходя то на шепот, то на крик объясняла ему свои мотивы. — Эта неопределённость сводит меня с ума! Мне больно от того, что Миша не рядом. Больно от осознания, что наши пути разошлись так ни разу и не пересекаясь. Этот брак — бремя надежды, которое я несу на себе, как крест. Чем быстрее я разорву эту связь, тем лучше будет для нас обоих.

— Но… — отец не договорил, проглотив фразу.

— Ни каких «но». Пап, нельзя бесконечно оттягивать неизбежное.

— Хорошо, — сдался родитель. — Но только у меня два условия.

— Пап!

— Не папкай мне тут! Будешь выделываться, прикую к кровати, пока врачи тебя всю не обследуют. Поняла меня? — строго пригрозил он.

И ведь я знаю, что он это не всерьез. Мой отец не способен на такие радикальные меры. Но в такой ситуации лучше не проверять границы его терпения. Вдруг он и правда прикуёт меня к койке. С него станется…

— Какие условия? — на выдохе спросила я, понимая, что моя капитуляция неизбежна.

— Во-первых, ты поедешь с водителем и охраной. Чёрт знает твоего Антона. Не зря говорят, что говно не тонет.

Возражать я даже не попробовала. Мне и самой будет спокойнее, если рядом будут люди, способные меня защитить. Умом я понимаю, что падение с такой высоты в буйную реку не оставило шансов никому из пассажиров той машины, но вот страх… Он по-прежнему диктует мне свои правила. Я, как загнанный зверь, бегу от хищника, чтобы не стать его добычей. И сколько потребуется времени, чтобы я смогла остановиться и спокойно выдохнуть, не ожидая, что за поворотом мня поджидает маньяк, не представляю. Поэтому перестраховка мне не помешает.

— Во-вторых… — замялся он. — Я хочу, чтобы вы поговорили с Мишей.

— Это ещё зачем? — зная всю бессмысленность этого, я честно не понимала для чего нужен разговор.

— Да затем, что вы — два идиота! — рявкнул Сан Саныч. — Устроили чёрт знает что. Одна сопли на кулак мотает и второй не знает на какой хромой козе подъехать. Смотреть на вас тошно!

На наши вопли прибежала Алёна, которая, судя по кружочку огурчика на её лбу, пыталась остановить процесс старения своего организма.

— Вы чего разорались? Весь дом уже на ушах стоит из-за ваших воплей, — дыша, как пробежавший стометровку бегун, воскликнула подруга — мачеха.

— Ты посмотри на эту бестолочь, — указывая на мою, восседающую на кровати фигуру, прокричал отец. — Прямая, как рельса. Ни хитрости, ни женской мудрости. Ладно Зотов. Он — мужик. С нас спрос не большой. Но Анютка-то — женщина. Мать её ети!

— А я в чём провинилась? В том, что не хочу мужика уводить у другой?

Вот она — дискриминация по половому признаку во всей красе! И чему я удивляюсь? Отец — мужик. И его лояльное отношение к Мише легко объясняется наличием причиндалов между ног.

— Саша, не надо… — проблеяла Алёна, вцепившись двумя руками в разъярённого отца.

— Какой другой? Нет у Зотова никого! Понятно тебе? Нет!

— Саша…

— Алёна, не смей меня затыкать! — впервые за все годы отец повысил голос на жену. И всё это по моей вине. — Фиктивные браки. Разводы. Сделки с совестью. Похищения. Бывшие. Мужья, парни, жены, любовницы. Вы у меня уже все в печёнках сидите со своей глупостью!

— Пап…

— Хватит папкать! Мне уже под сраку лет, чтобы учить детишек уму разуму. А вас похоже ещё учить и учить, — махнул рукой, мол всё с вами ясно — дегенераты, и хлопнув дверью покинул мою комнату.

Алёна так и зависла в одной позе с приоткрытым ртом. Было видно, что грубость отца хлёстко ударила по её нервам. В их отношениях никогда никто не повышал голоса. Даже в самые острые моменты совместной жизни.

— Алён, не принимай его