— Да, — шепчу я. — Да, да…

— Хорошая девочка, — снова рвано дышит он, и я чувствую, как второй палец присоединяется к первому, проникая глубже. Растяжение, жгучая боль, и я стону, сжимаясь вокруг его пальцев, на секунду отклоняясь назад. Но наслаждение все еще здесь, так близко, и я отталкиваюсь от трения его большого пальца, испуская еще один всхлипывающий стон.

— Вот так. О, ты так близко, милая девочка. Моя милая принцесса. Просто отпусти. Кончи для меня, Джиа. Кончи на мои пальцы. Прямо сейчас…

Его голос затягивает меня глубже, дальше, в водоворот наслаждения, которому я не в силах сопротивляться. Он затягивает меня, заглатывает целиком, слова повторяются снова и снова, когда жар вырывается наружу и…

Оргазм обрушивается на меня, голова запрокидывается назад, рот открывается в бездыханном крике, когда я чувствую, как его пальцы проникают глубже, большой палец нажимает вниз, и я разворачиваюсь. Мои бедра вздымаются вверх, я скрежещу по его пальцам, бьюсь, извиваюсь, наслаждение гораздо сильнее, чем любой оргазм, который я когда-либо себе давала, поглощает меня. Я слышу, как кричу "да, да, пожалуйста, боже, да", и забываю, что не должна этого хотеть, что ненавижу его, что в мире есть какие-то эмоции или чувства, кроме экстатического блаженства, поглощающего меня в этот момент.

А потом оно начинает угасать. Я падаю обратно на кровать, задыхаясь, по моей коже все еще пробегают мурашки от удовольствия, и моргаю, перефокусируя взгляд. Сальваторе убирает руку с моих бедер, и я вижу, как на его лбу выступает пот, как вздымается его грудь, а член становится таким твердым, что кажется, будто он может разорвать ткань, на которую натягивается.

Он судорожно сглатывает, его рука тянется к поясу. Мое сердце замирает в груди, страх и предвкушение смешиваются, потому что в головокружительной дымке возбуждения я забыла, что не хочу отдавать свою девственность этому мужчине. Все, о чем я могу думать, это то, что я хочу знать, что будет дальше, что я хочу увидеть его член, толстый и твердый для меня, что я хочу знать, насколько лучше я буду чувствовать себя, когда он будет пронзать меня, а не его пальцы. Я смотрю на Сальваторе, темного и красивого покровителя, нависшего надо мной, как некая запретная вещь, и содрогаюсь от новой волны тревожной потребности.

А потом его лицо внезапно закрывается, и он отступает назад, его взгляд устремляется на что-то между моих бедер. Его рука опускается на бок, брюки по-прежнему застегнуты, и я растерянно смотрю на него.

— Что случилось? — Мне удается выдавить из себя, чувствуя себя так, словно я плыву сквозь густой туман, мой разум все еще затуманен силой моего оргазма. — Сальваторе…

Звук его имени на моих губах, кажется, выводит его из тумана, в котором он находился. Его выражение лица становится холодным, и он отходит от кровати, качая головой и делая шаг назад.

— Достаточно, — говорит он, его голос густой и грубый, но твердый.

— Что значит достаточно? — Требую я, мой голос снова становится неожиданно высоким и жалобным.

— Мы не…

— Смотри. — Он показывает на кровать, на пространство между моими бедрами. — Этого достаточно, чтобы доказать, что брак консумирован. Нам не нужно идти дальше.

Я моргаю, слегка приподнимаясь. Я вижу, что он имеет в виду, почти сразу — на белом пододеяльнике красное пятно крови, размером едва ли с четвертак, но достаточное, чтобы доказать, что я больше не девственница.

— У тебя пошла кровь. — Сальваторе наклоняется и тянется к своей рубашке.

— Сегодня тебе больше не придется страдать от моего внимания, Джиа. Это будет достаточным доказательством того, что ты моя.

Я смотрю на него, не в силах поверить в то, что слышу. Еще минуту назад я злилась на то, что он будет моим первым, что он меня заставляет принять его, но теперь я злюсь совсем по другой причине.

— Ты снова собираешься обмануть меня в брачную ночь? — Почти кричу я, мой голос высок и резок от недоверия.

Он насильно женился на мне, потребовал, всего этого, пробудил во мне первый вкус удовольствия, подвел меня к разгадке всех тайн, о которых я до сих пор только мечтала, а теперь хочет остановиться? Мои эмоции спутались в клубок. Теперь я хочу продолжения, чтобы узнать, могло ли это продолжаться так же хорошо. И я не понимаю, почему Сальваторе, который так явно возбужден, остановился, не получив своего удовольствия.

— Достаточно. — Сальваторе застегивает рубашку, выражение его лица замкнутое и жесткое. — Я оставлю тебя на ночь, Джиа.

Меня охватывает гнев. Я в ярости от того, что мной управляют, говорят, что делать, обращаются со мной, как с чем-то, чем можно манипулировать, а потом велят молчать, когда мое мнение нежелательно.

— Что? — Передразниваю я, поднимаясь на ноги и глядя на него. — Боишься, что не сможешь продержаться достаточно долго, чтобы кончить?

Сальваторе бросает на меня взгляд, говорящий о том, что я говорю глупости. И я знаю, что это так, достаточно взглянуть на натянутую переднюю часть его брюк, чтобы понять, что в его мужественности нет никаких сомнений. Неожиданная дрожь желания снова охватывает меня, я жажду узнать, чем все это закончится, и сужаю глаза.

— Ты не можешь уйти в нашу брачную ночь.

— Могу. — Сальваторе собирает галстук и пиджак. — То, что должно было быть сделано, уже сделано. Мы закончили здесь. Утром я отвезу тебя домой, и мы сможем обсудить твою новую роль. — Он направляется к двери с пренебрежительным видом, и мне хочется закричать. Бросить в него что-нибудь.

Он останавливается, прежде чем открыть дверь.

— Спокойной ночи, Джиа, — спокойно говорит он. А потом уходит. Я слышу, как за ним закрывается дверь, и понимаю, что сбежать не получится.

Я совсем одна в свою брачную ночь. И останусь таковой до завтра, а потом вернется мой тюремщик и отвезет меня в мою новую тюрьму.

8

САЛЬВАТОРЕ

Я не могу сказать, что жалею о содеянном. Не тогда, когда я верю, что это необходимо для выживания Джии. Для ее будущей безопасности.

Но, ради всего святого, неужели она должна была все так чертовски усложнять?

Я не ожидал, что она будет благодарна или даже полностью поверит мне. С того дня, когда она пришла ко мне в кабинет, стало ясно, что Петру удалось внушить ей, что он хочет ее для себя. Что у них какой-то запретный роман. Но до сегодняшнего вечера я не понимал, насколько глубоко это зашло.

Мне