Разве что утверждали, будто в ночь убийства Юляшка крепко спала. Сами не видели, а вот нянька…

Няньку я пока допрашивать не стала. А то непонятно, о чем расскажет! О том, что лично десять раз за ночь одеяло поправляла. После того как с гулек встретила. Нет уж, няньку мы оставим на потом.

Вначале – подруженьки. Посмотреть на них, подумать, чем зацепить. Женская дружба бывает, сама не раз видала, но уж больно хрупкая эта вещь в семнадцать лет. Может, найдется среди троих названных некрасивая девица, завидующая Мехмовой черной завистью. Или такая, что положила глаз на Витека. Или еще чего-нибудь. Таиллия Креж, Юница Лиева и Магрина Рошелконь. Выяснить в караулке, где живут, и завтра же обойти.

– Айсуо, слетай к нашим, скажи, пусть за девицей Мехмовой слежку установят. Только осторожную, без перегибов.

– Да, госпожа, – почти невидимая фигура взмыла над крышами. Я проводила мальчишку взглядом и тут же стукнулась носом о широкую спину в вонючей рубахе.

– Куды прешь, кобылья дочь?! Ой, простите великодушно, госпожа Крим…

Рябой мужик с клочковатой бородой, на которого я налетела, поспешно отходил в сторонку, пытаясь при этом кланяться. Где-то я его видала… ну да, плотник, герой драк с ткачами. Если постараюсь, то имя вспомню. Как же его… ага!

– И тебе подобру-поздорову, Ессий. Опять пакостить намылился?

Мужик широко заухмылялся, показывая дырки вместо передних зубов.

– Да как можно, госпожа Крим! Мы люди степенные, законы чтим…

– Особенно вы законы по праздникам чтите. Я тебе серьезно говорю, Есь: мужу это надоело. Еще одна драка с ткачами – и будешь плотничать на каторге. Мое дело предупредить.

Наверное, это жестоко, но в прошлый раз было три проломленных головы и один перебитый позвоночник. Роннен сам обожает молодецкие забавы, хотя никогда не признается, но меру же надо знать! Как сказал благоверный: «Зачинщиков посадим, остальные поутихнут». Он прав: бунтовать против Крима народ поостережется.

Ессий насупился и пробормотал что-то о традициях. Мол, «мы их бьем, они нас – обычай такой».

– А теперь будет иной обычай: приходят стражники и всех драчунов забирают. Себя не жалеешь, так детей побереги. Ты на свободе-то лишь потому, что жена пятерых не подымет. Думаешь, не знаем о твоих делах с плотогонами? Вот то-то. Остерегись, Ессий!

Мужик поторопился убраться, бормоча что-то полублагодарственное, полуугрожающее.

Плотогоны были головной болью магистрата, а значит, и городской стражи. Заодно с бревнами ребята чуть ли не в открытую гоняли контрабанду. Когда муж их прижал, начали выдумывать тайники. Эти бы изобретательные головы, да на добрые дела!

Меня плотогоны напрямую не касались; мое дело – убийства. Я оперативник, а не таможенник. А Роннен у нас специалист крайне широкого профиля, вот он и отдувается каждый год. Нынче дорогой супруг обещал преподнести наглым контрабандистам подарочек, но подробностей мне не сообщил. Ожидаю с нетерпением: когда благоверный всерьез озлится, предмету его сильных чувств обычно приходится туго.

Ессий на площадюшке крутился не один: человек пять возводили деревянный помост. Весело тюкали топоры и молотки. Время от времени плотники отпускали смачный комплимент пробегающей мимо красотке. Город готовился к Восхождению. Полусветское, полурелигиозное торжество: день, когда согласно легенде первый Великий Патрон воцарился в столичном мире. Тогда у столицы еще было самоназвание… Древние времена, жестокие нравы. Хотя меня, честно признаться, бесит безликая «столица». Даже с маленькой буквы. Не знаю, почему – просто бесит.

Восхождение всегда было праздником… бурным. Карнавал, ночные гулянья, пьяные дуэли и просто драки, забывшие о приличиях парочки, бурление гормонов и отсутствие мозгов. Да, я не люблю массовых празднеств. После них остается много трупов. Раскрыть преступление обычно просто, но уж больно несерьезными оказываются мотивы. А у меня имеется дурацкое убеждение: если уж убиваешь, так потрудись заиметь достойную причину.

Иначе на каторгу отправлять жалко.

Печальные размышления о предстоящих неприятностях прервал женский вопль, и полная, немолодая, но еще привлекательная баба свалилась передо мной на колени.

– Госпожа Крим, помилуй! Верни мужа!

Страшное видение Роннена-двоеженца промелькнуло перед глазами и исчезло. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Передо мной обычная городская сумасшедшая. Вот за подол уцепилась, как клещ за собачье ухо, – это зря, но не лупить же мечом по рукам! Придется поговорить.

– Встань, добрая женщина. Встань и расскажи о своей беде.

– Не встану, пока не отдашь мужа!

Терпение, ау! Где ты?

– Как я его тебе отдам посреди улицы? Из-под юбки выну? Что за муж-то хоть?

Ну, Роннен Крим, если ты…

– Мой муж! Кеун Мураш, лопатник!

Первая реакция – облегченный выдох. Не Роннен. Другой.

Вторая – недоумение. И когда это я уводила из семьи лопатника Кеуна Мураша?

Детство мое, равно как и юность, прошли в твердом убеждении, будто в Средневековье всякого рода работой по металлу занимались кузнецы. И все. Жизнь в Дойл-Нариже развеяла девичьи грезы. Лопаты делает лопатник, пилы – пильник, иглы – игольник… Есть бидонщики, замочники, гвоздники, а военных обслуживают шлемники, латники, мечники и так далее. Медведями с широченными плечами и крепкими кулаками были далеко не все представители этих профессий. Большинству не требовалось.

Кеун Мураш… Впервые о таком слышу.

– Успокойся, добрая женщина. Расскажи мне, когда и как пропал твой муж.

Госпожа Мураш поднялась на ноги, отряхнула платье. Слез вытирать не стала.

– А ты не знаешь? Ты же сама послала его на задание! Он сказал, уж мне-то муж брехать не станет! Верни его, змея!

– Придержи язык, – кажется, от моего тона должны были покрыться инеем цветы на балкончике дома напротив. Все-таки иногда полезно слушать разносы, которые супруг устраивает магистрату. Орать на городской совет начальник стражи права не имеет, но голосом играет бесподобно.

Женщина съежилась, но продолжала умолять:

– Верни мужа, госпожа! Он не стражник, не рушь семью, у нас двое деток… Что он может сделать, чего не сумеют ваши храбрые люди?

Как я люблю дур, слепо доверяющих мужикам!

– Идем со мной.

– Куда, госпожа?

На кудыкины горы, собирать помидоры, блин.

– К начальнику стражи. Там и поговорим. И прекрати выть! Я постараюсь, слышишь? – постараюсь вернуть твоего Кеуна. Обещаю.

Если он еще жив, конечно. Но этого я говорить не стану.

Церемония присяги была быстрой и скучной. Но собравшиеся в комнате люди внимали с умилением на лицах. Ей-ей не вру!