gen. pl. от uidlua ‘знающая’ (восходит к и.-е. *weid- ‘знать, видеть’, откуда готск. fair-weitl ‘зрелище’, литовск. pa-vidulis ‘облик’, но санскр. vidura- ‘мудрец’ [Lejeune 1985, 151]). Более того, в учебнике галльского языка П.И. Ламбера, где дается реконструируемая протокельтская форма имени как *widlma-, прямо проводится параллель с именем Федельм из Похищения быка из Куальнге [Lambert 1997, 167].

Итак, резюмируя все сказанное, мы можем сказать, что в плане выражения образ пророчицы Федельм, особенно – в Первой редакции саги Похищение быка из Куальнге, восходит к общекельтским представлениям о женщине-прорицательнице и имеет параллели в традиции континентальной. Но в плане содержания это образ совершенно новый, специфически ирландский. В отличие от галльских пророчиц, основной характеризующей Федельм чертой является ее последовательная деструктивность. Как это особенно ярко видно во Второй редакции саги, она стоит в одном ряду со множеством других сверхъестественных женских фигур, появляющихся на пути у идущего в поход войска и несущих ему гибель. Такой видел ее компилятор текста и именно таким узнавался этот образ слушателями (и читателями). Как бы ни были сложны приготовления королевы Медб к походу против уладов, слушатель знал, что победа ей не суждена, а все ее войско обречено на гибель, и именно сквозь данную «красную» призму весь дальнейший рассказ и воспринимался.

Леборхам – великая заклинательница?

Женщина по имени Леборхам запоминается (по крайней мере – русскому читателю) прежде всего по саге Изгнание сыновей Уснеха, где она исполняет роль своего рода трикстера, а точнее – по ее вине и злому умыслу начинается цепь событий, последствия которых оказываются трагическими для многих. Согласно предсказанию друида Катбада, девочка, закричавшая во чреве матери, должна была принести уладам много бедствий. Решено было убить ее, когда она родится, однако король Конхобар приказал воспитать ее в отдельном доме, желая жениться на ней, поскольку, согласно предсказанию того же Катбада, она должна была стать девушкой необычайной красоты. И «ни один улад не мог ее увидеть до того часа, когда она должна была разделить ложе Конхобара. Ни один человек не допускался в дом ее, кроме приемных отца и матери, да еще Леборхам» [Ирландские саги 2023, 50]. Почему же для Леборхам было сделано исключение? В трудах, популяризующих древнеирландскую саговую традицию, она иногда называется «воспитательницей Дейрдре» (см., например, [Mackillop 1998, 296; Persigout 1985, 127]), однако, судя по тексту, это не совсем так: в версии саги, содержащейся в Лейнстерской книге[10] (XII в.) о Леборхам говорится: ní étas gabail disside, ar ba bancháinte [Windisch 1880, 71, 12] – «ничего нельзя было ей запретить, потому что была она заклинательницей». Последнее – достаточно спорно, к чему мы предполагаем обратиться особо, пока отметим лишь несколько моментов.

Последний термин, которым воспользовался в своем переводе А. Смирнов, воспроизведен здесь нами более чем условно. Древнеирландское понятие banchainte представляло собой скорее юридический, а точнее – псевдоюридический термин, которым обозначалась особая социально-профессиональная группа своего рода «поэтов-насмешников», исполнявших против знати особые хулительные песни. Тот, против кого такая песнь была исполнена, лишался своего статуса, иногда – жизни, внешность его искажалась и поэтому действительно такому поэту «ничего нельзя было запретить». Мы употребили слово «псевдоюридический», потому что далеко не уверены в том, что в данную группу входили женщины (не говоря уже о том, что сами рассказы о действенности хулительных песен вряд ли следует понимать буквально), однако в традиции мифопоэтической он встречается довольно часто. В английском переводе данного фрагмента саги о Леборхам сказано гораздо точнее – woman-satirist [Cross, Slover 1936, 242], хотя мы далеко не уверены в том, что данное понятие вообще приложимо к нашему персонажу. К сложной теме хулительных песен и их профессиональных исполнителей мы еще вернемся, пока же постараемся точнее обрисовать образ Леборхам на уровне чисто нарративном.

Итак, в саге Изгнание сыновей Уснеха (в данной редакции) именно она указывает Дейрдре на того, с кем та затем бежит от Конхобара, что действительно кончается трагически и для самой девушки, и для ее возлюбленного Найси и его братьев, и для многих других уладов (часть погибает в распре, а Фергус и Кормак, сын самого Конхобара, уходят от уладов к их врагам коннахтам). В ряде других текстов Леборхам выступает уже не как «сеятельница вражды», но, напротив, как посол-вестник, всезнающий и даже склонный к примирению враждующих.

В саге Опьянение уладов она выступает как вестник короля Конхобара, который должен всего лишь сообщить Кухулину о готовящемся пире: Ro-síacht Leborcham со Dún Delga 7 at-bert rа Coin Culainn tuidecht d’accallaim a cháemaite cu hEmain Macha [MU, 2, 39–40] – «Добралась Леборхам до Дуна Дельга и сказала Кухулину, чтобы он пришел со своими поручителями в Эмайн Маху для разговора с королем».

В саге Сватовство к Луайне и смерть Атирне роль Леборхам, как кажется, немногим больше, однако, во‑первых, она исполняет не просто функции посла, но также решает, какая именно девушка подойдет в жены Конхобару, во‑вторых, в саге кратко описан ее облик, в‑третьих, в тексте упомянута другая Леборхам:

Привели к Конхобару двух его гонцов, Леборхам, дочь Аэ и Адарк, и Леборхам Раннах, дочь Уангамайна. Воистину ужасен и уродлив был облик этих посланниц.

[Предания и мифы… 2023, 244]

Как отмечает в примечании к данному месту С. Шкунаев, имя Леборхам Раннах ему неизвестно, однако прозвище ее означает «сеющая раздоры». С последним согласиться можно лишь с известной долей сомнения, так как в Словаре ирландского языка в качестве эквивалента др. – ирл. rannach (помеченного как редкое) дается ‘распределяющий еду на пиру’ [DIL-R, 13], однако, поскольку само слово несомненно является субстантивированным прилагательным, образованным от сущ. ran ‘часть, доля, раздел’ и проч., то, в принципе, его можно трактовать и как ‘распределяющая, разделяющая’, и, возможно, как ‘сеющая раздоры’. Указанное в тексте имя ее отца, видимо, как-то соотносится с др. – ирл. úaignes ‘одиночество, уединение; тайное место’. Нам действительно также нигде не встречались упоминания об этой другой Леборхам[11], однако, судя по тому, что далее в саге говорится всегда только об одной Леборхам (причем без указания, о какой именно), мы можем предположить, что в данном случае речь идет об одном и том же персонаже. Его раздвоение можно объяснить ошибкой компилятора.

В саге Смерть Кухулина именно к ней обращается Конхобар после того, как все улады оказываются пораженными их странным недугом (во время нападения врагов они лишаются силы) и просит ее поспешить к Кухулину, который этому недугу не подвержен, и попросить его в одиночку выступить против вражеского войска (см. [Aided Con Culainn 1978, 76–78]). Но затем она же предостерегает его от сражения и просит остаться.

В саге Болезнь Кухулина проявляется особый аспект социального положения Леборхам (отчасти уже упомянутый в Изгнании сыновей Уснеха) – ей ни в чем нельзя отказать. Уладские жены видят прекрасных птиц и понимают, что поймать их