поводу натовского патрона. Будет командировка на юг. Набирать будут из тех, кто отслужил по пол – года или больше. На контракт с возможностью досрочного расторжения по нормальной статье. На дембель сможете уйти вовремя, если захотите. Так вот – вас будут уговаривать, как только могут. Не вздумайте подписывать, если меня там не будет. В составе моей группы – разрешаю. С кем попало пойдёте, особенно из новых лейтенантов – станете моими личными врагами. Это понятно?!

– Ясно, товарищ капитан.

Шмель с Молчуном многозначительно переглянулись. Капитан гаркнул остальной роте:

– Шире шаг!!!

Пропылённые, они возвращались в палатку в лучах заходящего солнца. Шмель подумал, что его рота изменилась за последние пару месяцев. Им давали достаточно отдыхать ночью, и это хорошо сказывалось. Ребята закалились и теперь напоминали не испуганных юнцов, а боеспособное подразделение. Даже люди из нового пополнения. Немного времени и правильный подход творят чудеса… Но на душе было тревожно.

Молчун

– Ну что, рядовой, будем прощаться? Теперь уж точно навсегда… Вот тебе все трубки. Что делать помнишь? Сразу вызови скорую и встречай здесь, на трассе. Остальное – потом.

– Не запутаюсь. – Меркулов глядел на них с Сашей и всё никак не поднимался с лавочки. – Как вас угораздило, сержанты? Вы, да Тихий – ближе у меня никого не было после деревни. Тихого уже прибрало. Вас тоже больше не увижу. Плохо, что так разбегаемся. Но удачи вам с вашим олигархом, как бы там оно ни сложилось. Всё, хорош сырость разводить! Вы – направо, я – налево!

2008 год

Все новые лейтенанты были его ровесниками. Все разные. Кому-то не хватало уверенности в себе – солдаты не слушались таких. В ком-то периодически вылезала наружу такая же натура, как у их старых дедов. Кто-то пока был тёмной лошадкой. К ним в роту попал лейтенант Тихонов Андрей Егорович. Он очень напоминал Десятникова – такой же фанат своего дела, отлично знающий всё, что касается военных действий, но более открытый и разговорчивый. Молчун обращался к нему, как положено – товарищ лейтенант, но чувствовал, что обычных границ, разделяющих общение солдата и офицера, как будто нет. Возможно, одинаковый возраст сыграл роль, или авторитет Молчуна. Высокий, сухопарый и чуть сутулый, Тихонов часто вёл с ним и Шмелём разговоры о том, какие упражнения и какую нагрузку лучше давать на занятиях с учётом специфики задач десантников – разведчиков, про тактику боя, рукопашку, да и вообще – обо всём понемногу. У Молчуна была мысль, что Десятников предвидит скорое своё продвижение по службе, и в лице Тихонова постарался найти себе достойную замену. Голос дневального отвлёк его от своих мыслей:

– Сержант Веснин, в офицерскую комнату!

Он обнаружил там Тихонова, читающего письмо. Тихонов заметил его и как-то слишком спокойно сказал:

– Подойди. – протянул ему бумагу – Садись, читай.

Это был факс. В тексте говорилось о том, что отец Молчуна скончался от сердечного приступа. Молчун давно перестал с ним общаться, но где – то в глубине души ему всегда было обидно за своего отца, который не смог найти место в новом мире, возненавидел этот мир, и эта ненависть постепенно спалила его дотла. А ведь всё могло бы быть по – другому, измени он свой образ мысли. Теперь – поздно.

– Тебе положен десятидневный отпуск. Документы я оформил. Собирайся – поедешь домой. Но есть один момент, пока ты не уехал. Через два дня начнётся формирование батальона для командировки. Десятникова назначили комбатом, я – ротный. Вы оба нужны мне там. Шмель будет тут и, думаю, подпишет. А тебе нужно сейчас подписать, иначе не попадёшь. Понимаю, что не вовремя, но так уж сложилось…

– Где подписать?

Тихонов молча достал контракт, Молчун так же молча его подписал и пошёл готовиться к отъезду.

Шмель

– Командир, не боишься сразу троих к себе сажать? Так машину отберут – ничего сделать не сможешь.

Водитель Газели на миг отвернулся от дороги и глянул на него.

– Знаешь, не боюсь. Кому нужна эта старая рухлядь? Да и по вам как – то сразу видно, что нормальные пацаны. Без крайней нужды никого не тронете. Или я не прав?

– Да, всё так. Но риск – то всё– равно есть. Один раз ошибёшься и каюк.

– Ну, есть. А давай все начнут мимо друг друга ездить. Никому никогда не верить и всё делать только для себя. Превратимся в автоматы по зарабатыванию денег. На работу, с работы, в магазин, пожрал, счета оплатил. Утром опять. Риск – дело благородное. Вот не забери я вас, сколько бы ещё ждали? Помог ведь вам – не зря день прожил. Должен же я себя за что – то уважать.

– Командир, некоторые и без этого прекрасно живут.

– Некоторые – да. Но не мы с тобой, верно?

2008 год

С тех пор, как он подписал контракт, прошло семь дней. Не то, чтобы он рвался на войну в первых рядах, но, тем не менее, подписал. Он сразу решил, что сам нарываться не будет, но пойдёт, если позовут. К тому же, Тихонову действительно нужны были свои сержанты в роте. Да и Молчун уже подписал. Пусть вокруг полно всякого, но для них троих братство – не пустой звук.

Слаживание шло хорошо. Они с Тихоновым давно уже выработали свою методику обучения солдат. Если видели, что у кого – то не получается какой – то элемент, то, без лишней ругани и суеты, они заставляли солдата тренировать этот элемент до тех пор, пока у него не начнёт получаться идеально. Никакого ночного кача, никаких повинностей за косяки. Опытные спортсмены, они понимали, что нужно, чтобы довести действия до автоматизма. Физически было тяжело, но на такой подход никто не жаловался. Результат был очевиден. И им опять повезло кое в чём. Будучи командиром формируемого батальона, Десятников позволил Тихонову первым сформировать себе роту. С помощью Шмеля, Тихонов сформировал хорошее, дисциплинированное подразделение. Хотя никто из них не знал, как поведёт себя в бою. Это им ещё предстояло проверить.

Они отдыхали в лесу, на привале. Оставалось ещё две недели до командировки.

– Я думал, в армии только бедные служат… – вдруг подал голос сидящий рядом Меркулов.

– Это ты к чему?

– Просто смотрю на твои берцы, сержант. Такие четыре тысячи стоят. Получается, что ты богатый.

– Ну, не последний кусок хлеба доедаю, во – всяком случае…

– Ты, наверное, мог отмазаться от армии?

– Мог.

– А зачем пошёл? Думал, здесь