Он кого-то неуловимо мне напоминал. Ну конечно же! Тамару Лисициани! Это, должно быть, сын Михасевича от второго брака, сводный брат Насти, Кирилл. Он учился, насколько я помнила, в девятом или десятом классе. Я обратила внимание на то, с какой завистью он смотрел на сестренку, находившуюся в центре всеобщего внимания.

– Кирилл! – подростка заметил и Михасевич. – Ты что здесь делаешь? Разве ты не должен готовиться к химии? У вас завтра тест.

– Папа, – ответил Кирилл, – мне так интересно. Можно я немного посмотрю…

– Кирилл, – тоном, не терпящим возражений, прервал его Марк Казимирович. – Я не хочу, чтобы тебе делали поблажки только из-за того, что ты мой сын. Я подарил местной школе компьютерный класс, но это не означает, что ты будешь лениться и пренебрегать учебой.

– Но, папа… – попытался вставить хоть слово подросток, однако Михасевич, привыкший говорить сам, не слушал ни единого его слова:

– Ты должен поступить в вуз, а чтобы стать врачом, офтальмологом или нейрохирургом, для этого тебе нужны великолепные знания по химии и физике.

– Я не хочу быть врачом, – угрюмо ответил Кирилл.

– Знаю, тебе интересны компьютеры. Но разве это профессия? Это так, хобби. Ну как ты представляешь себе свою жизнь? Сидишь и составляешь дурацкие, лишающие людей последнего интеллекта игры? Тебе нужно что-то стоящее, врач – самая благородная профессия. Так что иди и учи химию. Вечером проверю.

– Но ведь дедушка тоже не хотел, чтобы ты стал режиссером, а ты стал…

Михасевич, уже повернувшийся к нему спиной, поучительно заметил:

– Я – это я. Это хорошо, что ты пытаешься быть самостоятельным, но тогда были совсем другие времена. Нынешняя молодежь той и в подметки не годится. Я стал режиссером, потому что у меня было призвание. Талант. А ты? Ты что, новоявленный Билл Гейтс – сидишь и днями тыкаешь в эти компьютеры?

В этот момент к ним подбежала Настя. Я отметила, что Кирилл насупился: скорее всего, авторитарный отец и капризная мачеха, которые отдают всю любовь младшей дочери, просто игнорируют его.

– Папа, пусть Кирюша останется. Мне с ним хорошо, он читает мне книги, – сказала Настя, теребя отца за штанину. – Он хороший, папа, он будет учиться хорошо, и я буду, когда пойду в школу.

– Ну ладно, – смягчился Михасевич, который не мог ни в чем отказать дочери. – Кирилл, побудь еще полчаса, а потом за химию.

Марк представил меня своей третьей супруге. Юлиана томно протянула мне руку и пропела:

– Уважаемая Серафима Ильинична, я очень рада. Марк сказал мне, зачем вы здесь. Слава богу, что вы наконец приехали!

Но меня-то, милочка, на мякине не проведешь! Юлиана относилась к наихудшей категории людей – чванливые с подчиненными, они становились слаще сахара с сильными мира сего. Со мной она не посмеет вести себя, как с секретаршей Зоей.

Через пять минут съемочный процесс возобновился. Декорации изменились, теперь снималась сцена с большим количеством актеров – куртаг во дворце. Я лишний раз убедилась – Михасевич, несмотря на то что он домашний тиран, гениальный режиссер, а Понятовская, по существу своему, вздорная и избалованная слишком ранней славой девица, неплохая (хотя и не выдающаяся) актриса. Весь сложный механизм съемок пришел в движение, каждый занял отведенное ему место, заблистали красками наряды и драгоценности.

Я увидела, как Кирилл жадным взором поглощает каждое движение на площадке. Дело в том, что Настя также принимала участие в съемке, изображая малолетнюю дочь одного из сановитых придворных. Скорее всего, Михасевич специально написал роль для нее, и девочка была безумна этому рада.

– Стоп! Еще раз! Настюша, пожалуйста, не нужно жаться к маме. Побольше бокового освещения и уберите с заднего плана этого генерала, он там не пришей кобыле хвост!

Пока все были заняты съемками, я решила поразмыслить на досуге. Ситуация складывалась следующим образом: пока я ехала на поезде из Экареста в Варжовцы, у меня была возможность пролистать три десятка глянцевых журналов, которые я купила на вокзале. Светские сплетни и методы для похудания меня не занимали (худей – не худей, все равно через неделю вес станет прежним), зато мне удалось установить, из какого журнала были вырезаны буквы, послужившие алфавитом для составления анонимок. Я обратилась к своему сыночку-компьютерщику Артему: у него, несмотря на то что он давно живет в Силиконовой долине вместе со своей женой-негритянкой и крошкой-дочерью, в Экаресте полно знакомых. Один его однокашник, как заверил меня Тема, «компьютерный гений», который может едва ли не вслепую отличить один шрифт от другого, патлатый сумрачный тип в бифокальных очках, посетил меня, бросил взгляд на анонимки и сказал:

– И чего вы меня беспокоили! Я-то думал, у вас что-то серьезное!

Я, следуя совету сына, не стала перечить «гению», и он милостиво изрек:

– Я сам разработал этот шрифт пять лет назад. Для нового тогда журнала «Секреты Евы».

Ага! Выпроводив патлатого и «забыв» предложить ему кофею, я отыскала сей модный столичный журнал и сравнила. «Бифокальные очки» не ошиблись – некто использовал для составления гадких писем «Секреты Евы». Не удивлюсь, если буквы взяты, к примеру, из моего публицистического очерка «Плюю я на Америку с другого берега», что опубликован в предпоследнем номере: я часто публикую (за весомый, надо сказать, гонорар) заумные статьи в женских журналах.

Модный столичный журнал под названием «Секреты Евы» наверняка читает Понятовская. И что это дает? Ничего.

Я наглядно убедилась, что и Михасевич, и Понятовская обладали поразительным умением заводить врагов, а друзей превращать в недругов. Какая-то актриса второго плана или гримерша, которая по-женски мстит Юлиане за бесконечные претензии. Или, к примеру, ее секретарша Зоя…

А может, пришло мне внезапно в голову, это дело рук самой Понятовской? Но зачем ей это? Например, чтобы привлечь внимание к собственной персоне – у нее, похоже, болезненное тщеславие, она уверена, что весь мир вертится вокруг нее. Но если это так, то у нее должны быть очевидные проблемы с психикой. А у Юлианы, как отметила я, несмотря на все истерические припадки, хорошо, кстати, разыгранные, железные нервы. Все эти лекарства, крики, обмороки – не более чем театр, она создает себе имидж великой актрисы, а у великих, как известно, должны быть свои бзики.

На самом деле она не страдает даже бессонницей, в этом я была абсолютно уверена. Если это сама Понятовская, то разоблачить ее легко, но гораздо труднее будет сообщить об этом мужу.

Съемки завершились около половины девятого вечера. Джип Марка доставил меня, Юлиану и Настю в особняк. Жизнь била ключом – и это несмотря на то, что наступала ночь.

Марк, создалось у меня впечатление, превратил свою частную жизнь в большую съемочную площадку – в огромной гостиной сидели актеры из его группы и учили роли или просто общались друг с другом.

Едва я возникла на пороге, ко мне подлетел смазливый молодой человек и, галантно поцеловав руку, произнес: