с вязанием у окна. В ворота въехала легковая машина и остановилась возле молодой женщины, одетой не по дождливой погоде, в одном костюме. Из машины вылезли два пассажира и заговорили с учительницей. Та уселась с ними в машину, вроде бы без всякого принуждения. В марках автомобилей уборщица не разбирается, эта была темно-синего цвета.

— Там есть вторые ворота, — Мати был бледен. — Провели меня. И лектор заболел некстати…

— А те и про лектора, и про вторые ворота знали, — обронил как бы невзначай Грибов.

— Из ресторана в Кадриорге, — докладывал Мати, — до меня дозвонился официант и сказал, что двое посетителей угощали обедом учительницу. Ее фото я показывал. Все трое уехали на синей «эмке». Номер машины «РР 26—62». Официант еще слышал, что водитель хотел заправиться, а второй остановил его и сказал, что хватит им и того бензина, что в баке.

— Ну, ты и даешь, Мати! — не удержался Эльмар. — То промах, то «в яблочко». Это же ценная новость!

— Очень серьезный вопрос, — остановил его Анвельт, — надо ли их сейчас ловить.

…А пока велся этот оперативный поиск, Альвине Лауба переживала, может быть, самые трудные часы в своей жизни. Людей, которые подъехали к ней на машине, она никогда раньше не встречала. Парень, модно одетый, с лицом, тронутым оспой, голова у него была насажена на удивительно длинную шею и напомнила качающийся горшок на коле изгороди, Альвине его почему-то сразу прозвала «Качалкой». Второй — несколько постарше, с рыхлой и дряблой кожей, под шляпой ни волоска: «Лысый», — сказала себе Альвине, в ту минуту она еще могла шутить. Лысый больше слушал, задавал вопросы Качалка.

— Госпожа, — вежливо спросил он, — вы из Михкли, не так ли?

Она подтвердила, Качалка попросил ее назвать себя, объяснить цель приезда. Слушал, вертел головой, будто ненароком спросил, зачем она интересуется частными вкладами в иностранных банках. Альвине пожала плечами, в свою очередь спросила, принято ли в столице так расспрашивать каждую приезжую. Наконец вмешался Лысый, печально сказал, что за местечком Михкли погиб его большой друг. Не знала ли его дама из Михкли?

…В паузе между блюдами он выложил на стол пачку снимков, спросил, не найдет ли госпожа Лауба среди заснятых лиц их общего друга. Карточка Тыниссона была десятилетней давности, но его оттопыренные уши, маленькие буравящие глаза Альвине узнала сразу.

— Теперь расскажите мне все о последних днях Тыниссона-Багрового, — предложил Лысый, — и о том, что его связывало с вами.

Легенда задвигалась, заиграла. Альвине передала все так, как ее учили, но Вессарта придержала на закуску. Она видела, что сомнения их не рассеяны, что они не очень понимают, почему этой сельской простушке Тыниссон доверил свои последние мысли и надежды. И тогда пошли в дело хутор, «подожженный» ее мужем Артуром, ее «дядя» Вессарт, расстрелянный в Петрограде, ее «близкий друг» по Выру в годы пребывания здесь немцев руководитель «Омакайтсе» капитан Тибер, которому она помогала в розыске советских активистов.

— За что вы невзлюбили Советы? — тихо спросил ее за обедом Лысый.

— Я учительница, — так же тихо сказала она. — Я не хочу учить детей русскому языку и биографиям баррикадных героев. Я — эстонка, понимаете?

Когда они перешли к десерту, снова заговорил Качалка:

— Допустим, мы поверим вам. Но не странно ли, госпожа, что после всего случившегося власти доверяют вам?

— Учитель начальной школы — что за пост? И вот что я вам еще скажу, господа: если не приспосабливаться к режиму — как прикажете жить? Снова в лес? Леса себя изживают. Уж лучше я буду учить наших юных эстонцев эстонскому языку. Вы со мною согласны, господа?

Кажется, они были согласны. И попросили уважаемую госпожу Лауба-Вессарт стать гостьей их близкой родственницы госпожи Ээвы Мартсон, пока они обсудят все услышанное и решат, как могут использовать силы и знания ее и мужа.

— Охотно, — сказала она. — Только достаньте мне какую-нибудь справку для семинара.

Пауль потом уверял, что более сильного хода с ее стороны придумать было нельзя.

Снова они в машине. Лысый любезно попросил разрешения у учительницы завязать ей глаза до входа в дом госпожи Мартсон. Снял с нее повязку, когда они, поднявшись по лестнице, вошли в комнату. Она осмотрелась: окон нет, один диван и одно кресло, в котором восседает темноволосая женщина с седой прядью, не старая и не молодая, с властным надменным лицом, сильными, длинными руками. Женщин знакомят, и спутники Альвине быстро удаляются.

— Режим у меня такой, госпожа Лауба-Вессарт, — тоном, не допускающим возражений, изрекает хозяйка, — из комнаты не выходить, шума не производить. — Она свистнула, и в дверях появился огромный песочной масти дог с белой грудкой. — Вам стоит сделать шаг по лестнице, и мой Зевс разорвет вас на клочья.

Она вышла, замкнув снаружи дверь на ключ.

Ночь прошла неспокойно. Утром хозяйка поставила перед Альвине поднос с бутербродами и кувшин с питьем. Альвине пыталась поесть — кусок не лез в горло. Отпила, показалось, настойка, голова закружилась.

Когда она пришла в себя, то прежде всего обнаружила, что раздета, а уже потом — что привязана к креслу. Хозяйка стояла в дверях с большим хлыстом в руке, у ног ее нежился дог.

— Милая Альвине, — предложила Ээва Мартсон, — меня попросили задать вам несколько вопросов. Чем искреннее вы будете, тем быстрее мы разойдемся, что в ваших прямых интересах.

— Я не понимаю вас, госпожа Мартсон, — явно испуганно сказала Альвине. — На что я должна ответить и зачем все это?

— Сейчас поймете, — отозвалась Мартсон. — Вопрос первый. Кто с вами связан из службы безопасности? Кто передал вам снимок от нашего Тыниссона?

— Да он сам!

Она не успела договорить. Острый хлыст разрезал воздух и, кажется, ее тело. Удар отозвался острой болью, красной полосой на груди, едва не вырвавшимся из горла, криком. Мартсон с интересом наблюдала за ней.

— Вопрос второй, — чеканила она. — Кто придумал эту чушь насчет вашего родства с Вессартом?

— Господин Вессарт, который погиб в Петрограде, мой родной дядя.

Свист, удар, дог оскаливает зубы.

— Вопрос третий, Альвине. Кто вывел из леса вашего мужа и еще двух предателей до окружения банды?

Кажется, хлыстом она владеет мастерски. Кем она была — укротительницей в цирке или надзирательницей в концлагере?

— Тыниссон просил, чтоб вы подняли его сына… От кого это я могла узнать, кроме него?

— Сына?.. Он сказал вам о сыне?

Мартсон на секунду теряется.

— Шеф, — тихо говорит в телефонную трубку Лысый, — эксперимент идет. Она владеет тайной сына погибшего друга. Похоже, что исходные материалы подлинные. Прикажете продолжать? Или… Слушаюсь.

Лысый поднимается наверх, открывает дверь и, увидев кровь, струящуюся по телу Альвине, грубо