перед смертью она была изнасилована, судя по отсутствию других ран и синяков, большую часть времени она была в бессознательном состоянии. А раз она позволила себя усыпить, выходило, что она была слишком безрассудной и доверчивой, либо знала своего убийцу. В пользу этой версии также говорили и остатки не переваренной пищи, найденной в желудке. Похоже, убийца, прежде чем совершить свой жестокий поступок угостил свою жертву едой. Предположительно, именно в ней и находилось снотворное.

Домой я вернулся поздней ночью, а потому вдвойне удивительнее было то, что у дверей моей квартиры меня ждала гостья. Это была «ковбойша» — подруга покойной. Имени я ее не знал, а потому произнес общее приветствие и поинтересовался, что она делала у моей двери.

— Это она? Это и вправду она?! — с нотками страха, готовыми перейти в истерику закричала она?

— Тише, тише! — я оглядел тускло освещенный коридор, в надежде не услышать скрип соседних дверей и увидеть выглядывающие сонные недовольные лица. — Тебе лучше пойти домой и лечь спать.

— Сначала скажи мне, что это не она!

Такого я сказать не мог, и она прочитала ответ на моем лице. Тогда из ее груди вырвался стон, затем плач и она начала медленно оседать на пол. Я подхватил ее одной рукой, другой отворил дверь ключом и, как только включил дверь в квартире, завел ее внутрь. Стоило моей двери закрыться, как я услышал скрип минимум двух соседских дверей.

— Кому, бл. дь, не спится! Совесть имейте! — раздался грозный мужской рык. Кто-то другой его поддержал еще одним крепким словцом, после чего все снова стихло.

Усадив гостью на кровать, я налил воды из чайника и предложил ее выпить. «Пастушка» схватила стакан трясущимися руками и с трудом сделала пару глотков. Глаза над стеклянной гранью пристально глядели на меня. Черная тушь растеклась по щекам. Бледная рука осторожно вернула стакан, после чего вытерла влажные губы, размазывая алую помаду.

— Ее убили? — хрипло спросила она. — Убили, да?

— Ты кого-нибудь подозреваешь? — я воспользовался еврейским методом ответа на вопрос, задав свой.

Девушка, имени которой я все еще не знал, быстро помотала головой.

— Мне уже задавали это вопрос менты. Я не знаю, кто именно мог это сделать. А так, я подозреваю всех местных членоносов. В нашем поселке нет нормальных мужиков. Одни алкаши, ворюги, бабники, да любители пустить в ход кулаки. При этом последние далеко не смельчаки, а просто отыгрываются на тех, кто послабее.

— А как же парень Марины, он к какой категории относится?

— Гена? Гена он — бабник. Это его и спасло. Менты его опрашивали раньше меня. Говорит, что пытались выбить из него признание. Пару раз даже ударили книгой по голове, чтоб следов не оставить. Повезло, что у него есть алиби.

— И что это за алиби?

— Я. — Девушка быстро приходила в себя. Вначале ее плечи и голос содрогались от рыданий, но с каждый словом, ее речь становилась все быстрее и надменнее — подростковый максимализм брал снова вверх. — Мы с ним трахались почти месяц как. Маринка об этом узнала. Мы разругались и она ушла. Это был последний раз, когда я ее видела. Генке же было наплевать, ему хотелось продолжения. Ну, мы и поехали с ним в заброшку.

Я был смущен, озадачен, зол, расстроен. Каких только чувств я не испытывал в тот момент.

— Когда ты вернулась домой?

— Не помню, примерно под утро.

— И все это время ты была с Геной?

— Ну, да. Не то, что он прям сексуальный гигант, и мы занимались этим всю ночь. Наоборот, это заняло от силы полчаса с передышками…

— Куда вы направились потом? — перебил я ее.

— У Гены машина, а потому мы поехали в город. Сменили пару ночных клубов. В будни там все тухло. Затем вернулись.

— Когда ты узнала об исчезновении Марины?

— Блин, дядя, ты не мент часом? Откуда столько вопросов? Тем более меня об этом уже спрашивали.

— Отвечай!

— Хорошо, только не дави на меня! Я только заснула, как в мою комнату приперлась мамаша и говорит, мол, тетя Зина — мать Маринки, — интересуется: где ее дочь, потому как она не ночевала дома. Я даже не забеспокоилась. Спать жутко хотелось. Но когда Марина и вечером не вернулась, тут я и запаниковала. Даже просила тетю Зину впустить меня к ним, решив, что Маринка на самом деле дома, сидит в своей комнате, дуется и просто меня игнорит. А тут такое дело, вот… Слушай, а ты ведь видел ее? Может, дашь и мне на нее посмотреть?

— Зачем?

— Ну, просто. Хочу попрощаться.

— На похоронах увидишь.

— Нет, я хочу попросить у нее прощение, за то, что спала с ее парнем. Не хочу, чтоб меня слышали все. Еще решат, что я шаболда какая-та.

— Это против правил. Пока идет следствие, к ее телу доступ имеет только следственные органы и родители в присутствии полиции. Ты мне лучше скажи, что за заброшка, о которой ты упоминала.

Девушка хмыкнула и посмотрела на меня словно старшая сестра на брата, которого родители застукали за интимным делом.

— Обычная заброшка. Там раньше школа была. Теперь там молодежь уединяется для перепихонов, курения травки, да и просто побухать.

— Марина бывала там?

— Пф, естественно. Там все бывали. Это единственное место развлечения для нас молодых в этих сра…ых Вязах. Однажды Макс, — наш с Маринкой одноклассник, — даже ДР свое там справил. Я тогда впервые экстези попробовала. Слишком дорого и не слишком кайфово. «Трава» лучше.

— А откуда он экстези взял?

— Да есть у нас местный.… Слушай, кончай меня расспрашивать. А то все тайны тебе разболтаю, и ты потеряешь ко мне интерес. А в женщине должна быть загадка. — Теперь она явно заигрывала со мной. Глаза слегка прищурились, на губах появилась улыба, голова слегка склонилась на бок, пальцы теребили прядь волос. — А ты сам, почему перебрался к нам? Ты явно городской. Надоели жмурики, пахнущие дорогими духами?

— Я по специальности терапевт. В своем родном городе я в морге не работал.

— А что за город? Часом не Москва?

— Нет.

— Облом, блин, а так хотелось в Москву. А метро в твоем городе хотя бы есть?

— Есть.

— Круто. Хочу покататься на метро. Возьмешь меня с собой? Ты ведь не насовсем сюда перебрался?

— А как же Генка?

— А что мне до него? Он не мой парень. И вообще, после смерти Маринки он больше не хочет со мной встречаться. Говорит, депрессняк у него. Чувствует, что и его вина есть в том, что произошло с ней.