Хотя никто не выжил, чтобы рассказать о трагедии, картина случившегося была совершенно ясной в глазах Карла и его воинов, когда они тем утром вернулись в Ронсевальское ущелье.

Нападение произошло в самом узком месте прохода, там, где деревья стеной заслоняли склоны. Здесь изломанной змеей лежали пустые фургоны из обоза, опрокинутые и разбитые тяжелыми глыбами, сброшенными с высокого скалистого гребня. Разбросанные грузы были разграблены, а все лошади и быки уведены, кроме раненых животных, которые ревели и ржали от боли.

Среди фургонов лежали обнаженные тела франков. Они все покоились на голой земле, и отчетливо виднелись раны, послужившие причиной их смерти. Тяжело взмахивая крыльями, в воздух поднялись стервятники. Убитые группами по нескольку человек лежали в пещерах и расселинах, где они сражались до самой смерти. Невидимые руки унесли их одежду, доспехи и оружие.

Их враги, живые и мертвые, исчезли. Атакующие действовали быстро и уверенно. От них не осталось ничего, кроме кровавых пятен и отпечатков ног.

Спутники Карла нашли изувеченные тела всех паладинов, командовавших арьергардом: дворцового графа, сенешаля Эггихарда, воина Роланда и других. Земля вокруг каждого из них рассказала опытному взгляду о характере их последней схватки. Вслед за внезапным водопадом летящих камней ринулась толпа легковооруженных горцев, застав франков врасплох, когда те с трудом пробирались рядом с фургонами там, где их боевые кони могли только рваться вперед от безумной боли. Потом уцелевшие под звук боевого рога сомкнули ряды, и началась последняя схватка: пешими, спина к спине.

Как бы в насмешку над убитыми горем воинами головной колонны в ущелье валялся большой изогнутый рог, окантованный серебром, оброненный победителями или выброшенный по причине своей тяжести.

Охваченные бешенством, люди Карла пустились вскачь по следам противника.

С наступлением темноты Карл приказал всем прекратить преследование. В этих горах его вассалы не могли держаться вместе, и в темноте они подверглись бы новому нападению. Провансальцы с границы по некоторым следам и признакам догадались и сообщили Карлу, что нападение в Ронсевальском ущелье совершили горные баски.

Но почему? Почему притаившийся народ Пиренеев напал на арьергард самого короля? Судя по их поступкам, они, должно быть, решили, что Карл хочет установить здесь свои законы и порядки. По иронии судьбы, его франки, закаленные в боях ветераны, погибли от рук тех самых христиан, которых Карл надеялся освободить из-под ига язычников-мусульман.

И это была не последняя загадка, оставшаяся неразгаданной в Ронсевале – так хронисты называли ущелье смерти. Исчезли заложники – сыновья Сулеймана. Их не убили вместе с остальными. Пощадили ли их баски, или в засаде принимали участие и арабы, чтобы освободить заложников? Карл не мог ответить на этот вопрос.

Для большинства воинов он приказал вырыть могилы. Тела командиров завернули в мантии, чтобы доставить на родину. После того как старший епископ двора встал рядом с огромным валуном и прочел похоронную молитву, Карл подал команду продолжать путь. Не осталось ничего, что нужно было бы везти назад, за исключением тел военачальников. К закату последний франк покинул ущелье.

Внешне Карл никак не выказывал своей скорби. Он перестроил колонну для путешествия к реке Гаронне, где его ожидала Хильдегарда вместе с придворными дамами. Но память об этом ущелье оставила незаживающий шрам в его душе – сигнальный рог на земле, голая скала и молитва над закутанными телами храбрейших из франков. Он не любил говорить об этом. И нога его больше не ступала на землю Аквитании.

Те, кто писал его королевские хроники, вообще не упоминали о катастрофе. Они просто рассказывали о взятии Памплоны и марше на Сарагосу и обратно, словно это был триумфальный парад. Нашелся, однако, малоизвестный автор, который, не обращая внимания ни на придворный этикет, ни на требования политики, написал прямо: «В год 778-й Карл вторгся в Испанию и там потерпел крупную неудачу».

Сменилось несколько поколений, и хронист из Сен-Галла написал: «Нет нужды называть по именам убитых при Ронсевале, потому что они известны всем».

Нет, воспоминания мучили Карла всю его жизнь. На стоянках у костров и на постоялых дворах эту историю повторяли вновь и вновь; век спустя паломники по дороге к испанским храмам вспоминали ее. С течением времени скорбь незаметно превратилась в гордость за героизм, а вокруг имени Роланда возникла легенда о мужественном воине, в которой горные баски стали сарацинами, врагами Карла.

Спустя три столетия легенда нашла свое отражение в бессмертной «Песни о Роланде», где христианские рыцари Шарлеманя давали отпор язычникам мусульманской Испании. Эхом в песне отзывалась скорбь короля.

Карл, воссоединившийся с Хильдегардой после рождения у нее двойни, сильно отличался от того жизнерадостного Арнульфинга, который на Пасху весело призвал всех к оружию.

В Оксере он узнал подробности о трагедии на севере, где в его отсутствие новоокрещенные саксы подняли восстание под предводительством Витукинда. Вниз по правому берегу Рейна до самого Мозеля саксы пронеслись как саранча и сожгли Карлсбург («город Карла»), не щадя ни женщин, ни детей.

Карл внешне ничем не показывал своего смятения, хотя полностью осознавал, как глупо он ошибся. Его импульсивный план покорения Саксонии рассыпался, как детский замок из песка. Его надежда на объединенную армию христиан оказалась несбыточной мечтой. Те самые люди, которые слышали, как он убеждал всех на совете, покоились теперь в сырой земле. «Неограниченная власть одного человека», – говорил старый Штурм. Власть воли Карла и его слова над множеством людей.

С этого момента могучий Арнульфинг больше себя не обманывал. Много времени спустя самый проницательный его биограф напишет: «Потому что он приучил себя выдерживать и выносить все, что бы ни случилось, не поддаваясь превратностям судьбы и не доверяясь обманчивому шансу фортуны, обещающему благополучие и процветание».

У Карла хватило честности не снимать с себя ответственности. И в его самоуничижении проявилась неожиданная сила. Единственное, что не пришло ему в голову, – это отказаться от своей цели. Если это займет долгие годы и потребует других методов, он тем самым загладит свою вину за трагедию при Ронсевале и провал на Рейне. Если эти воинственные нации нельзя принять в семью христианских народов мирным путем, он не откажется от борьбы для достижения этой цели.

В этот трагический 778 год Карл продемонстрировал первый признак величия – неослабевающую решимость.

Близкие к нему люди были, должно быть, сильно удивлены, когда он освободил Сулеймана ибн Араби, позволив тому беспрепятственно вернуться в Испанию. В Испании последствия этого поступка были обескураживающими. Сулеймана убили. Прошло немного времени, и подлинный хозяин Испании Абдаррахман появился на севере с войском, отобрал Сарагосу у мятежников, очистил от христиан Пиренеи, покорил басков, захватил столь богатую добычу, что на постройку мечети в Кордове пошла лишь часть ее, и оставил Астурию свободной от мусульманского правления. Великий эмир предъявил еще одно, последнее требование христианам – освободить своего пленного командира, Та-л-абу. Карл его освободил.