которым Творогов брал Пречистинскую крепость. Познакомился, принял присягу.

– Царь-батюшка! – сквозь толпу, под ворчание казаков, еле протиснулся Авдей – Все сделал! Мастер протянул мне тяжелый сверток, перевязанный веревками. Я раскрыл его, заглянул.

– Молодец, Авдей!

– Ночь не спал, чеканил, Петр Федорович! – выкрест заглянул мне просительно в глаза.

– Будет тебе награда! И новые заказы…

– Господа, начальные люди! – я поднялся на несколько ступеней вверх – Становись в ряд. И ты Мустафанов. Давай Юлай, ближе, не тушуйся. А где хан? Також иди сюда.

– Знайте! Золотой молот с серпом славянскому вождю Таргитаю с неба упали. После чего он совершил много славных побед над своими врагами. Жалую вас начальными медалями с серпом и молотом! Генерал, Подуров! Шаг вперед.

Обалдевший казак вышел из неровного строя. Встал передо мной, нервно сжимая рукоять сабли.

Я вытащил из свертка широкую красную ленту, на которой была прикреплена большая, больше ладони взрослого мужчины золотая медаль. На ней с одной стороны Авдей вычеканил всадника с саблей на коне, на другой стороне перекрещенные серп и молот в лучах восходящего солнца. Да! Все новое – это хорошо забытое старое. Россия – страна крестьянская. Нашему восстанию нужен понятный и доступный символ. Что может быть лучше советских серпа с молотом? В моей армии есть множество кочевников. Для них наверняка будет удобнее носить медаль обратной стороной – всадником наружу.

Надел перевязь поверх чекменя Подурова, троекратно облобызал.

– Бог и воля! – закричал я, нажимая на курок пистолета и направляя его вверх.

– Любо! – казаки заорали, принялись также палить в воздух. Повторялась история в полевом лагере под Оренбургом.

Трое генералов получили золотые медали. Полковники, хан, Юлай и Мустафанов – серебряные. С такой же чеканкой и красными перевязями.

– Казакам носить на шапке или на рукавах красные повязки – прокричал я громко – Дабы издале было видно – царское войско идет. Флаги також сделаем красные! За ратный труд казна будет платить. Казакам да вспомогательным иррегулярам – по рублю и полрубля в месяц. Пешцам и бомбардирам також по полрубля.

Ликование, казалось, превысило все самые возможные величины. Мне даже пришлось всех успокаивать, размахивая руками. Пока казаки приходили в себя, я отвесил себе мысленный подзатыльник. Чуть не забыл генералитет.

– Генералам кладу по сто рублей жалования, полковникам, ханам и старшинам по полста – тихо произнес я начальникам, рассматривающим медали.

Теперь уже градус довольства зашкалил и у главных пугачевцев.

– Господа, генералы! Начинайте смотр. Господа полковники! С вас поверстать в полки по сотне из башкир, татар и киргизцев. Иван! Где ты?

Почиталин выскочил вперед.

– Здеся, царь-батюшка!

– Вытаскивайте столы. Чичас заодно и жалование выплатим. Где Немчинов? В доме? Пущай садится реестр вести. Кому сколько выдали…

* * *

Только спустя шесть часов мы смогли закончить смотр и организацию казачьих полков. Лица – бородатые и безусые, со шрамами и с выбитыми глазами – шли нескончаемым потоком передо мной. Лысов официально встал на илицкий полк, получил к 4-м сотням казаков еще две сотни татар Мустафанова и его самого в «товарищи головы». То есть в заместители. Полторы сотни киргизов-казахов хана, правда, без него самого, отправились к Чике-Зарубину и его пяти сотням яицких казаков. Товарищем стал неизвестный мне есаул по фамилии Речкин. Этот самый есаул к моменту выдачи жалования полку где-то умудрился достать красный шейный платок и повязать его на манер пиратской банданы. А если учесть, что в ухе у него висело большое серебряное кольцо – я еле сдержался, чтобы не отвесить челюсть вниз.

– Молодец казак! – хлопнул я Речкина по плечу – Далеко пойдешь.

– С тобой царь-батюшка, хоть на край света – лихо ответил «пират».

После того, как чиковские получили жалование, дружно проорали «бог и воля», на площади по десяткам выстроился оренбургский полк. Местных набралось всего две сотни и пришлось им дать столько же башкир, а также пообещать, что все новые казаки в первую очередь будут верстаться к Мясникову. В последний полк – Пречистинский – собирали с бору по сосенке. Во-первых, казаки с Сакмарской линии, а также из крепостей. Во-вторых, иррегуляров из калмыков и киргизов-казахов из младших, неподчиненных Нур-Али Жузов. Итого набралось меньше четырех сотен.

– Останешься пока для оренгубргских дел – успокоил я Шигаеву – В губернии надо поддерживать порядок, а войск у Творогова поначалу много не будет.

– Тяжко будет – вздохнул Максим Григорьевич – Людишки новые, непроверенные.

– Отдам тебе гвардейцев Мясникова – я оставался практически без личной охраны, но Оренгбург того стоил – Сделаешь их есаулами да хорунжиями. И пошли сразу разъезды в сторону Казани, Яицкого городка и Уфы. Сегодня же!

– А нам что делать? – смотр закончился и полковники с генералам столпились вокруг меня – Куда нас пошлешь?

– Осадите, казаки! – укорил я военачальников – Нам еще пешцев верстать.

Желудок жалобно заурчал. Харлова уже два раза присылала Машу звать обедать, но смотр затягивался. Полковники демонстрировали друг перед другом знание тонкостей и деталей амуниции и вооружений казаков, спорили и даже местничали. Приходилось ставить на место.

– Тимофей Иванович! – я обернулся к Подурову – Собирай на площадь через два часа крестьян и офицеров. И не забудь есаулов, что мы отобрали из полков.

– А пленных солдат? – поинтересовался генерал – Они так и сидят под караулом в казематах.

– Их тоже давай – я тяжело вздохнул. Предстояло самое трудное. Создать пехотные полки.

– Чика, где часы? – я поманил Зарубина пальцем – Заначил?

– Эх, царь-батюшка – вздохнул полковник – Грех тебе так молвить. День и ночь за тебя стараюсь, утречком ныне по часам встаю.

Я лишь качаю головой, убираю золотую «луковицу» в карман.

– Найдешь мастеров-столяров мне, а также охотников местных. Промышляет же кто-то зверя здеся зимой?

– Промышляют – соглашается Чика – Все исполню!

Зайдя в дом, в жилую часть, я слышу крики на втором этаже. Мимо переглядывающихся постовых, поднимаюсь по лестнице – в одной из комнат губернаторша в пышном синем платье хлещет по щекам плачущую Машу.

– Говорила тебе?? Говорила?!

Тут у меня крышу то в конец и сносит. Наваливается все сразу – смерть в пещере, чужое тело, новая эпоха… Я хватаю губернаторшу за волосы, валю ее пол. Она визжит, Мария плачет. Сбегают дочери Елены Никаноровны, Харлова с братом Колей.

Я тащу за волосы воющую женщину вниз по лестницы, за нами бегут все остальные.

– Петр Федорович! – Харлова хватает меня за руку, я отталкиваю ее. Вот мы уже на первом этаже, а вот и подвал. Он почти точно такого же размера, как и в служебной части.