«Стоп, полковник, бес в ребро позже, а сейчас работать. Сложностей с женщинами больше, чем со всеми остальными жизненными проблемами, вместе взятыми. Сейчас не до того».

Евстратов переключился на «изучение» Климова и вдруг понял, что делает это не понарошку. А ведь и правда, легенды легендами, но работать-то придется по-настоящему. Все, что полковник приписал Томе в роли молодого лейтенанта, на самом деле было правдой, почерпнутой из отчетов Лаврова и записей Владислава. Евстратов не напрасно напрягся. Как там ладил с подчиненными Добрецов — вопрос десятый, теперь-то ладить с ними предстоит Евстратову.

«Проблемы будут с обоими, только диаметрально противоположного характера. Она будет совать всюду нос, а он тупо служить, как отличник собаководства. Ее придется осаживать, внушая понятия о разумности инициативы, а его подпинывать, как раз приучая к инициативности…»

Но в любом случае ребята пригодятся, Тимофеев правильно сделал, что включил их в группу.

«А был ли у него выбор? Да и у них? Куда деваться, раз прилетели в город, где теперь кругом одни враги?»

Геннадий побренчал ложечкой, размешивая сахар.

Привычка, от которой не сумели отучить ни мама, ни жена. Тома мгновенно обратила на эту деталь внимание.

«Умница. Детали — это главное. Даже на базе».

Напротив Евстратова, перекрывая обзор, уселся Федор. Он положил на стол серебристый цилиндрик размером с сигарный футляр и небрежно подвинул вещицу полковнику.

— Бросил. — Геннадий усмехнулся и покачал головой.

— Скорее небо упадет на землю, — не поверил Зинчук. — Бери, это тебе от Тимофеева.

— Мог бы и коробку передать. Кубинская?

— Гена, — Федор поморщился, — не извлекай меня, а? Знаешь ведь, что внутри, чего придуриваешься?

— Агломераты? — Евстратов взял цилиндр и взвесил в руке. — Тяжелый.

— Десять штук.. Как распорядиться — твой вопрос. Можно раздать. Но я бы придержал.

— Совершенно с тобой согласен. — Полковник спрятал вещицу в карман. — Сложится ситуация, раздам, а пока… целее будут.

— Там, в спальне, еще кое-какие штучки-дрючки, глянешь?

— Успею. Ты кофе будешь?

— Да я пил уже. Ты мне лучше бальзаму на раны налей, скажи, что дело не безнадежное. А то у меня пока такое ощущение, что всех нас ждет одна братская могилка, вон там, в зеленой зоне.

Федор кивком указал на печальный вид из окна.

— Бог с тобой, Федя. — Евстратов даже поперхнулся. — Ты, конечно, у нас штатный пессимист по любому сценарию, но не мрачнее меня. Так что отбрось эти мысли, видишь, меня же не плющит.

— Я реалист, Гена. На кого мы тявкать решили, да еще такой хилой сворой? Нас же перестреляют после первого «гав»!

— Что я могу сказать? — Евстратов заглянул в пустую чашку, помолчал, в паузе наливая кофе, и снова взялся бренчать ложкой, едва не заглушая ответ. — Примерно понятно на кого. И что это рискованно, тоже понятно. Но иначе никак. Помнишь, в семнадцатом мы тоже по лезвию ходили, и ничего, выжили.

— Мы тогда на десять лет моложе были, энергичнее. А еще — многого не понимали.

— Например, что наша миссия невыполнима, — перебил товарища полковник. — Потому и выполнили ее. Давай, Федя, договоримся на берегу: или мы лепим одну большую отмазку — вроде как нельзя ничего сделать, ибо… и далее всякие аргументы, придумать несложно хоть тысячу. Или же мы поступаем, как в семнадцатом, — работаем напористо, до конца и со всем старанием. Третьего варианта нет.

— Первый позаманчивее будет, — хмыкнул Федор, — но ты же знаешь.

— Знаю. — Полковник отодвинул кофе и достал сигареты. — В таком случае это был первый и последний психотерапевтический сеанс нытья, договорились?

— За «нытье» я не обижаюсь. — Зинчук взглянул на командира исподлобья. — Но больше не вздумай во мне сомневаться.

— Идет. — Евстратов протянул руку. — Я вообще-то и не сомневался.

Полковник боковым зрением уловил восхищенные взгляды «молодых лейтенантов» — про себя он называл их «стажерами». Интуитивное, с полуслова взаимопонимание между опытными офицерами должно было казаться молодежи чем-то вроде недосягаемого пока уровня профессионализма, к которому следует немедленно начать стремиться. Фарисеи!

Федор едва заметно ухмыльнулся. Вряд ли он видел выражение лиц «стажеров» в каком-нибудь отражении. Скорее, он прочитал все во взгляде командира. Кроме бравады, у обоих ветеранов были-таки крохи профессионализма. Куда без них? В частности — одним взглядом зачастую передавалось столько информации, сколько не всякий человек выразит в пятиминутной речи.

— Ладно, с лирикой завязали. Личный состав представишь? — Евстратов затушил сигарету.

— Подполковник Зинчук, назначен вашим заместителем. — Федор «обозначил» попытку встать. — Майор Коваленко и майор Хохлов занимаются настройкой аппаратуры в дальней комнате.

— Тех, кого не знаю, — запоздало уточнил Евстратов.

— Лейтенанты Климов и Смолякова. — Федор повернулся и кивком указал на «стажеров». — Назначены в группу два часа назад по личному представлению Тимофеева.

Молодежь покинула уютный уголок и вошла в круг света от лампы.

— Только из школы? — Евстратов спрятал ухмылку и взглянул на Смолякову.

— Выпуск прошлого года. — Девица вновь вздернула носик. — До начала сентября проходила годичную стажировку в отделе «N».

— А вы? — Он перевел взгляд на парня.

— Только… так точно… — Климов слегка покраснел. — До школы отслужил срочную плюс три по контракту.

— Пограничник?

— Никак нет, морская пехота. Особая бригада ТОФ.

— Все понятно. «Кореец»? Десант на Чхонджин?

— Это без меня. — Климов ничуть не смутился.

Видимо, излагал факты реальной биографии. — Я в это время Шикотан сторожил, чтоб «япы» под шумок не забросили в свободую экономическую зону слишком много своих «рабочих».

— Тоже дело, — одобрил Евстратов. — В школе на чем специализировался?

— По профилю, физическая защита и охрана. Был лучшим на курсе.

— Ну, со всех сторон молодец, — обращаясь к Федору, с усмешкой произнес полковник. — Тимофеев решил поиздеваться? Я понимаю — чистый специалист по компам, но чистые бойцы нам к чему?

— Не спешите, товарищ полковник. — Зинчук включил голопроекцию записи в своем смарте. — Все учтено. Тимофеев зря ничего не делает. Знаете, кто это?

Проекция типовой заставки превратилась в объемный портрет мужчины. Судя по угрюмому выражению грубого, будто рубленого лица, этот человек был далеко не банковским клерком. Скорее всего, профессиональным бойцом или военным. что-то в нем было знакомое… Полковник на секунду задумался и вспомнил, кто этот человек.