для новых полетов в дальние края. Дети «привозят» и разделяют с нами не только горести и проблемы, но и свои достижения, давая нам поводы для гордости. Так же, как когда-то мы «приносили» им пропитание.

В первой трети третьего возраста наши родители чаще всего еще с нами. То, как мы общаемся с родителями, — лучший образец для наших детей. Это время благодарности. Время, когда нужно успеть сказать то, что должны. Сделать то, что можем. И время, когда на поверхность поднимаются все скрытые и подавленные чувства. Для нас родители не меняются. Мы для них тоже. Мы застываем в тех далеких временах, когда они были молоды, а мы малы. Когда мы нуждались в них, а они еще не так нуждались в нас. Теперь все развернулось на сто восемьдесят градусов. Они очень нуждаются в нас, а мы уже не очень в них. Но модель восприятия друг друга осталась прежней. И время, когда мы должны были быть с ними на равных, могло быть упущено. Сегодня мы могли бы сесть за стол переговоров и прояснить наши отношения. Могли бы выразить свои претензии, услышать аргументы, найти точки соприкосновения для подготовки этого трудного периода взаимозависимости.

К сожалению, у многих этого не произошло. И важно организовать это с нашими детьми. Они ходят к психологам, взрослеют, они не отягощены чувством вины, как были отягощены мы. Мы выдержим их гнев и не разрушимся. Мы слышим свои чувства и поддерживаем детей в том, что они смогут найти в этом мире нечто, что мы не смогли им дать.

Но с родителями нам это не удалось. Поколению «выживших» было не до чувств. Им надо было вырастить нас сытыми и здоровыми, и они с этой задачей справились. Как смогли. Старость стала для них временем, когда очень хочется отдохнуть, а навыков нет. И мы бьемся с ними за то, чтобы покупать картофель тогда, когда это необходимо, а не горбатиться на огороде. И что дача — это не рабочее место на выходные, а место отдыха. Но они нас не слышат. Они и себя-то не слышат. Не привыкли. Не привыкли жаловаться, просить, не привыкли лежать.

Конечно, это касается не всех родителей. Есть и те, кто всю жизнь ждал этого времени, чтобы упасть детям на руки, потому что никогда не лежал на руках своих родителей. Парадокс в том, что и первые, и вторые падают на руки нам, их детям. Только обращаться с ними как с детьми невозможно. Их нельзя заставить или переубедить. И нам приходится наблюдать, как они терпят или жалуются. И мы, не успев рассчитаться с ними за долги детства, должны снова стать терпеливыми и заботливыми. И к детям надо быть такими, и к родителям! И где, спрашивается, взять столько сил?

Отношения с пожилыми родителями — это еще один вызов третьего возраста. Если мы не отнесем свой гнев в кабинет психотерапевта, то он разрушит нас изнутри. Если мы выразим его пожилым родителям, то будем чувствовать вину, которая разрушит нас снаружи, ибо чувство вины требует наказания. Придется решить эту задачу.

Самый простой и быстрый способ, который нам предлагает общество, — прощение. Такой способ легко вписывается в христианскую мораль, выглядит привлекательно и соблазняет своей простотой и благородством. Но он не работает. В главе о смерти я упоминала о том, что прощение возможно только после гнева, вины, страха, печали, тревоги и множества других чувств. Прощение родителей считается последней стадией психотерапии. Как думаешь, почему? Потому что простить раньше, чем пройти предыдущие чувства, это все равно что наложить гипс на незалеченную рану. Каким бы красивым и функциональным ни был гипс, нога будет гнить изнутри.

И весь этот сложный путь нам придется проходить не с ними. Нам придется окончательно избавиться от надежды, что родители изменятся. Это самая трудная часть, думаю. Я помню, как злилась на маму, что она никак не хочет просить у меня помощи, когда нуждается, а вместо этого отдаляется и терпит. Я даже завидовала подругам, мамы которых жалуются им с утра до ночи. Им хотя бы не надо было догадываться и постоянно все держать под контролем, чтобы не пропустить опасность.

Когда родители уходят, нам нужно занять их место. Место старших. Мы больше не дети. Мы старшие, взрослые. Мы становимся носителями традиций. Если у нас много неоплаченных счетов к родителям, то мы не захотим быть ими для наших детей. Есть риск либо совсем отказаться от родительства, потеряв шанс на удовольствия от этой роли, либо повторить неудачную модель своих родителей.

Если же мы хотим прожить это время с удовольствием, нам придется потрудиться. Простить своих родителей, если мы раньше не сделали эту работу, и наладить отношения с детьми. Практика прощения, позиционируемая в разных духовных школах, на мой взгляд, имеет один важный недостаток. Прощение — это выдох, освобождение. Что нам надо «выдохнуть», от чего освободиться? Прежде всего, это чувства. Накопленные за многие годы. Каждое из них требует внимания, анализа, понимания и выражения. Часто это похоже на запутанный клубок. И нельзя делать резких движений, нить может порваться. Так рвутся отношения между самыми близкими. И восстанавливать их всегда труднее, чем разрывать.

Эти чувства похожи на слоеный пирог. Слой за слоем мы «снимаем» целый пласт спутанных, склеенных мыслей, чувств, поступков, выводов и убеждений. Сверху может быть обида или равнодушие, гнев или зависть. Под этим слоем окажется другое чувство, под ним — третье и так далее. И только на самом дне будет настоящее чувство, настоящая боль. Обычно мы избегаем к ней прикасаться, поэтому она прячется на самом дне. Прощение невозможно без очищения этой раны. Поэтому прощение — это процесс, а не акт. Единственный, кого мы должны простить как можно скорее, это мы сами. Или наша жизнь превратится в постоянное искупление наказанием.

Другая сторона того же самого процесса — отношения с родственниками мужа. Злополучные свекрови, нейтральные свекры и золовки, «змеиные головки», и еще много разных не очень знакомых и не очень приятных для нас людей.

Почему же они нам неприятны?

Все дело в механизме переноса. Наши отношения со значимыми людьми строятся на первичных моделях, созданных в далеком детстве. В основном мамой и папой, ну и еще парой-тройкой людей. Несознательные отношения с неосознаваемыми чувствами становятся полем битвы с теми, кто будет значимым для нас человеком с похожими ролями. Вот мама мужа и становится носителем проекций наших невыраженных, а чаще даже неосознанных, чувств к собственной