– А чё сестра? – спрашивает Непоганый. – Завела собаку, а кормить не хочет?

– Да не… – Компот зевает, – Ленка поехала к мамуле в Брянск. Получать психологическую поддержку. Причём сначала логическую, а уж потом психо.

– А почему? – Вовила подал голос.

– Потому что мама у меня такой человек. Психо-Логистик. Тетра Патетик. Председатель совета подъезда. Прикиньте? Вот если бы…

– Да я про сестру! – перебил Вовила. – Зачем ей психологическая поддержка?..

– А-а-а!.. – Компот покивал. – У сестры там супружеская измена. С мужем разводиться хочет… Всё такое…

Компот делает невнятный жест рукой.

– Всё такое… – повторяет он.

– Я вот знаю, как прекратить супружеские измены! – с нажимом произносит Радуга. – Нужно всех пойманных с поличным изменщиков долбить в анал по всем телеканалам в прямом эфире. Час. Час – в анал. В полдень. Вот тогда мужики перестанут изменять. Стопроцентно.

– Вообще-то это моя сестра с другом своего мужа трахнулась. В его машине.

– ХА-ХА-ХА!!! – это Раста.

Компот, глядя на свои руки:

– А я теперь её собаку три дня кормить буду. В Подольске, мля!

– Так а чё ты? Остался бы на хате её и пожил бы там три дня, – Непоганый достаёт сигарету, – в Подольске ништ. Лес. Трава.

– Так у неё там муж живёт, – Компот рассматривает свой бокал с коньяком.

– Так, а чё он её не кормит?

– Дык, мля, не хочет. Он эту собаку вообще всегда ненавидел. Рaди сеструхи терпел. Любовь у них, короче.

– Была, – это Непоганый.

Компот кивает:

– Была. Вооот… А теперь вся эта перда, сеструха, к маман, а муж в квартире. Это же Их квартира… Значит, и Его тоже. И по документам тоже. Вот он и говорит, что собаку эту он всегда ненавидел и терпел потому, что Ленку очень любил. А теперь Ленка – бл*дь, и он её не любит. Он её ненавидит. И собаку он от этого ненавидит в два раза сильнее. Но он не зверь. Поэтому ни выгонять, ни уж тем более убивать животное он не будет. Но и кормить эту суку суки тоже не собирается. Кто ближайший по крови и географически? Я. Кто будет кормить собаку? Я.

Компот опрокидывает в себя коньяк. Наливает ещё.

– Не люблю собак, – говорит вдруг Джаз, – собаки слишком преданные. Преданные – шиздос. Человечество их вывело для того, чтобы они такими были. Человечество с опасностью для жизни ловило волков, тысячелетиями дрессировало и воспитывало их, подавляло их волю, в общем, делало собак… И вот они преданы человеку, просто шиздос. За это их, собственно, и не люблю… Очень неприятно быть таким, как я, подонком, неверным мужем, алкоголиком – и видеть свою собаку… Которая предана всей душой, каждой своей молекулой такому Говну, как Ты. Так осознаёшь, что ты Говно, конкретное. И вот собаки человеку преданы. А Они человеком преданы.

– Я знаю, какое наказание нужно применять к неверным мужьям, – говорит Непоганый, – нужно посaдить такого мужа в поезд «Москва-Влaдивосток» в одно купе с Мирославом Мотузным и запереть на семь суток.

– НЕЕЕЕЕЕЕТ! – в один голос сказали все присутствующие. – ФУУУУУ!!!

Все знали Мирослава Мотузного. И у каждого было своё представление об этом человеке. Раста знала Мотузного как неопрятного мужчину. Даже в надетом минуту назад новейшем костюме Мир выглядел как-то никак. От него пахло едой.

Непоганый знал его как толстого чувака с почти коричневыми мешками под глазами. Да!.. И глазами этими своими он никогда в глаза собеседника не смотрел.

Вовила говорил всем, что Мотузный – мутант. Мало того, Вовила так думал. Если бы Мотузный подошёл к Вовиле и спросил: «Эй, Вовила! А что ты обо мне думаешь?», – Вовила бы ответил, что тот Мутант. Но Мотузный не спрашивал.

Джаз думал, что Мир – это Брайан Молко в старости. И сразу как об этом думал, Джаз смеялся. Поэтому в глазах других людей, смотрящих на него со стороны, Джаз выглядел человеком иногда беспричинно смеющимся. Ещё одна штука веселила его точно так же. Анекдот про «обнаруженное тело со следами изнасилования». Очевидно, изнасилование было заказным, так как при более тщательном осмотре выявлены следы контрольного изнасилования в голову. Обычно Джаз вспоминал Мира, вспоминал Молко и тут же начинал давиться смехом. Стажёры в такие моменты смотрели на главное @chtung (!) PR-существо с благоговейным ужасом.

Радуга знала Мотузного как… Э-э-э…

– А кто такой Мотузный? – это Радуга.

– Тьфу! – говорит после короткой паузы Радуга. – С этим Славиком Нудным? Семь суток??? В одном купе???? Да я лучше насру в свой холодильник!

– ХА-ХА-ХА!!! – Это Раста хлопает в ладоши.

– ХА-ХА-ХА!!! – все остальные валятся на ковёр, молотя ногами в воздухе, задыхаясь от смеха.

Раста вдруг вспоминает, где и при каких обстоятельствах познакомилась с Радугой.

Радуга в тот период своей жизни ненавидела ванны с покрытием каким-то кроме белого, когда кто-нибудь оставлял у неё в кухне пустые пачки от сигарет, когда мужчину называют «Олежка».

Радуга, которая в тот период её жизни ещё отзывалась на лаконичное «Настя», села как-то на последний, почти полуночный, троллейбус, следующий по маршруту «Семёрка». Через минуту в него врезался бензовоз, сошедший за десять лет до этого с конвейера Минского Авто Завода. Бензовоз был пустой. Но всё равно тяжёлый и достаточно быстрый. Он влетел прямо в центр салона, со стороны «средней» двери и смял в пюре пятерых человек. Радугу откинуло на поручень, и она очень больно ударилась головой. Шишка сходила две недели. Но врач в «травме» так примерно и обещал. Там же, в «травме», получали помощь оставшиеся в живых семеро пассажиров и водитель. Кондуктор был в числе погибших.

Радуга сидела на кушетке у стены рядом со своей ровесницей по правую и с какой-то тёткой по левую руки. Тётка прижимала лоскут кожи ко лбу. Своей кожи, к своему лбу, своей рукой. Она повернулась и спросила:

– Как это выглядит? – явно имея в виду рану на своей голове.

– Отлично, – сказала девушка, сидящая справа от Радуги, – ничего страшного.

Радуга видела, что ни фига не отлично и как раз таки страшно. Во всяком случае, с виду – точно.

– Правда? – спросила тётка невероятно облегчённо.

– Самый бесполезный вопрос в мире, – сказала девушка, сидящая справа. Это была Раста.

Сейчас Раста ощущает ягодицами мягкость маленькой подушки. Слушает, о чём говорят сидящие, как и она босиком, прямо на полу люди. Уже глубокая ночь. Вовила и Непоганый отстрелились первыми. За ними – Компот. Появились Джованни и Анечка – Хозяйка Аэродрома. Если бы Раста не видела двух последних лично, она бы никогда не поверила бы в этих двух Персонажей. Джованни – худой человек старше двадцати пяти, но явно младше тридцати пяти лет с огромными, вечно сухими губами, рыжим «афро» на голове и выгоревшим (от количества выкуренного и съеденого) первоначальным цветом глаз. Джованни всё время улыбался и носил с собой красиво потёртый кожаный саквояж. Внутри были расфасованные по пакетикам грибы, фен, спиды, твёрдый, мягкий, чёрный и белый. И аптечные весы с малюсенькими гирьками.