Ты – следила – не – за – мной!

Ики – Пики – Грама – Тики!

Плюс!

«Ирочка!» – вспомнил я, глядя на недавно выбритый лобок женщины, стоящей в полуметре от меня.

Гроб упирался в мои ребра. Судя по накладной, он весил 15 килограммов 250 граммов. Я поставил ногу на табурет и принял этот вес на левое бедро. Оторвал трубку от уха, приложил ее к груди и сказал Ирочке:

– Погладь, пожалуйста, мои штаны.

Снова приложил трубку к уху.

– Сколько? Это кто же это? Так вы если сможете вывезти груз из Астрахани дешевле, то вы мне перезвоните обязательно. Я вам поаплодирую.

Ирочка взяла меня за член. Я выключил телефон.

– Блин! – сказала она. – У тебя такой классный животик!

В правой руке она держит мой член, в левой забитый с вечера косяк. И тут я ей сообщаю, что я только что убил ее собачку? Фольга как-то сказала, что у меня нет мозга. Но не до такой же степени.

Ирочка стоит передо мной голая, в правой руке держит член (мой), в левой косяк (мой). Говорит:

– Лицо такое кислое!

– Фамилия потому что у меня Щавель.

То, как это прозвучало, не понравилось мне самому. Х*ли делать. Уже сказал.

– Укуси меня, пожалуйста, в левое полупопие, – сказала Ирочка. – Для симметрии.

– Чем ты там, говоришь, болела вчера вечером? – я протянул руку и забрал у неё туго забитую папиросу. Вставил в угол своего рта.

– СПИДом, – сказала она.

– Хорошего мало, – я взял с подоконника зажигалку. Прикурил. Сделал затяжку. Передал папиросу ей. Сказал сдавленно, не выпуская дым из лёгких:

– Как жить думаешь?

Она затянулась. Пожала плечами. Передала папиросу мне. Подумала. Ещё раз пожала плечами. Выпустила дым в потолок. Произнесла слегка удивлённо:

– В смысле МЫ?

– В смысле ТЫ, – я затянулся. Когда пытаешься говорить с дымом в лёгких – голос как у мутанта. Она видит мутанта перед собой. Она слышит голос мутанта:

– У меня последний раз так стояло на концерте U2 в Гамбурге.

Ирочка, не выпуская папиросы изо рта и щурясь от дыма, склонила голову на бок. Посмотрела на мой член и сжала его в своём кулаке чуть сильнее. Развернулась и пошла в комнату, ведя меня за собой.

– Пионеры нашли слонёнка, – сказал я, прижимая гроб к своим груди и животу обеими руками.

Она разрешила кончить ей в рот. Потом я решил покурить.

– Кнопка! – Громко сказала Ирочка.

Я передумал курить именно сейчас.

– Кнопка, детка!!! – громко сказала Ирочка.

К этому моменту я успел застегнуть молнию на штанах.

И тут в кармане заворочался мой телефон. Заверещал в ужасе по дельфиньи:

– ЖИВИ!!!

– Кнопа?! Кнопа-Кнопа?!

– ЖИВИ!!!

– Кнопа, иди к маме!

– ЖИВИ!!!

Я снял трубку:

– Или у вас напрочь отсутствует чувство такта, или?

– Кнопа?!!!

– Ах вот как?

– Кнопа-кнопа!

– Что я об этом думаю? – я поднёс телефон к своей заднице и громко выпустил газы через сфинктер. Через секунду я орал в запирающий от перегруза микрофон:

– Вот, млядь, что я думаю об этом!!! Достаточно ясно выразился???

Я открыл гроб и бросил почти разряженную трубу в бархатное нутро. Защёлкнул упругие полуавтоматические немецкие запоры. Нащупал в заднем кармане штанов твёрдый прямоугольник «visa». Надел рубашку. Сверху – не застегнув её – накинул пиджак. Достал из внутреннего кармана мятую пачку сигарет. Пустая. Сунул обратно.

– Пусть у тебя постоит, – сказал я. – Послезавтра заберу.

В самолёте место у иллюминатора заняла брюнетка, место у прохода я, а кресло между нами никто.

Брюнетка полдороги читала какой-то толстый журнал на английском. Когда она разговаривала со стюардом, то ровно три раза улыбнулась. Совсем как Амели Пулен, Сахарный Ангел моих подростковых мастурбаций.

Я, не допив стакан тоника, встал и прошёл по проходу в хвостовой туалет. Я заперся и через полторы минуты кончил в скомканное бумажное полотенце. Я нажал блестящую педаль, и почти сразу послышалось низкое, плотное шипение. Моя сперма, целлюлоза и H2O на высоте десять тысяч метров оказались за бортом, моментально превращаясь в мелкий лёд.

Я вернулся и сел в своё кресло. У прохода. Брюнетка повернулась и посмотрела на меня.

– Оху… – сказал я. – Фигеть! Вы – Екатерина Андреева с ОРТ!

Она улыбнулась:

– Да.

Я покачал головой:

– Рассказать кому, не поверят.

Я положил руку на сердце.

– Катя, – сказал я. – Вам кто-нибудь говорил, что у вас улыбка Амели Пулен?

До самого Домодедово Катя Андреева улыбалась одному лишь человеку на планете Земля. Мне. 23 минуты на высоте 10 000 метров и скоростью 1000 км в час.

Каждое утро, смотря в зеркало, я вспоминаю об этом.

А потом тупо улыбаюсь.

Мне 28 лет. Я так устал. Не поверите.