Фил отпрыгнул от куста.

– На всякий случай устроюсь подальше.

– Ой, трус! – захохотала Гортензия. – Лягушка врунья, а Кара доносчица, они нашли друг друга! Филипп! Под елью жестко, а под сливой мягкий мох. И ты уже воду выпил!

– Ой! – испугался мопс. – Каролина, почему ты нам раньше не сказала?

– Не дрожи, – велела Филиппу Гортензия, – лягушка соврала!

Лабрадориха сорвала с дерева один плод и мигом его проглотила.

– М-м-м! Как вкусно! Сладкий, словно зефир, и сочный. Ешьте, не бойтесь! Каролина вас нарочно пугает.

– Зачем ей это делать? – спросил Бен.

– Все ябеды вредные и противные, Каре нравится подлости подстраивать, – отрезала Горти, – сама сейчас ляжет спать под сливой, одна на мягкой траве. А мы от страха под елью устроимся на жесткой земле. Я съела сливу. И что?

– Ничего, – ответила Жози.

– Фил пил воду из листа, – не успокаивалась Гортензия. – И что?

– Ничего, – повторила Жози.

– Самое время хорошенько побить ябеду, – заявила лабрадориха, – затолкать ее назад в тоннель и завалить выход камнями. Пусть ищейки Люки ее найдут и в гимназию уведут. За ябедничество ее надо к злому профессору на опыты отправить.

– Нельзя никого на опыты отдавать, – испугалась Мафи. – Многие собаки любят маме доложить, что сестра без спроса конфету взяла. Твои слова очень злые! Жестокие!

– Если йорк нашептывала что-то Люке в уши, то я этого не слышала, – воскликнула Жози, – а вот как Кара отдала свой медальон, чтобы лягушка нам дорогу к свободе показала, видела.

– Мне Каролина ничего дурного не сделала, – добавила Куки.

– Она не ябеда и никогда ею не была, – отрезал Бен.

Гортензия оскалилась:

– Я лучше тебя знаю. Видела, слышала, как Каролина Люке докладывает! На втором этаже с женой Именалия беседует в гостиной с голубыми шторами и красивой обстановкой.

Терьер поднял лапу:

– Помните, как Кара рассказала, что видела меня, когда я ночью шел по коридору с куском сыра?

– И что? – перебила его Гортензия. – Ее любимое занятие подслушивать и подсматривать…

– А то, что Люка ничего о моем набеге на чулан не узнала, – ответил Бен. – Каролина ей не донесла.

– Кара! – подпрыгнула Жози. – Вот чей голос подсказал мне, как надо стирать белье! И она же объясняла нам с Мафи, где искать связь с почтовым жабом.

– Мы не обнаружили трубку, – подхватила Мафи, – зато узнали про злого профессора и опыты.

Жози схватила Каролину за лапку:

– Это ты достирала все белье и повесила его на веревки! Такая маленькая! Как только дотянулась!

– Лестницу принесла, – пояснила Каролина, – испугалась, что тебя розгами побьют. Ты такая веселая, забавная.

У Жози поднялась верхняя губа, стали видны зубы.

– Гортензия! Ты соврала, что помогла мне! И ты точно ходила на второй этаж! Я по твоим словам все поняла.

– Кто меня туда пустит? – забубнила лабрадориха. – Я только на первом, как все, живу и работаю.

– Откуда тогда знаешь, что в гостиной наверху голубые шторы и красивая обстановка, о которых только что сказала? – спросила Мафи. – Я тоже обратила внимание на эти твои слова.

– И вот еще, – пробормотала Жози, – когда мы искали выход из гимназии, Мафи первой упала в воду. Все очень испугались, закричали, Бен сказал: «Не вопите, вдруг Люка проснется». А лабрадориха отмахнулась: «На втором этаже не слышно ничего с первого». Но как она это выяснила? Значит, заходила в покои Именалия.

Гортензия заморгала.

– Ну… э… конечно, я не поднималась по лестнице… э… просто предположила… Люка любит голубой цвет… вот… ну… и звуки… они так далеко не разносятся.

– У меня ничего не болит, – вдруг сказал Фил.

– Хорошо, – отмахнулся Бен.

– И ничего не болело, – продолжал мопс, – просто я хотел привлечь к себе внимание. Лень далеко идти, надеялся, что вы понесете меня, больного. Слабым всегда помогают!

– Вода подействовала! – ахнула Жози.

– Фил симулятор, – подпрыгнула Мафи.

– Симулянт, – поправил Бен.

– Я не лабрадориха, – выпалила Гортензия.

– Ой, – произнесла Куки. – А кто?

– Не знаю, – всхлипнула Горти, – понятия не имею, кто я!

– Каждая собака знает свою породу, – возразила Жози. – Мафи, например, пагль. У мамы Мули есть родная сестра – тетя Рина, она вышла замуж за бигля, дядю Фреда. Когда у мопса и бигля рождается щенок, то его порода называется пагль. Но с Мафи случилась беда[3], она отправилась в мир людей и очутилась на улице. Хорошо, что почтовый жаб ее в Прекрасную Долину вернул.

– Не знаю, кто я, – повторила Гортензия.

– Мама-папа твои где? – поинтересовался Бен.

Гортензия села на траву.

– Я из приюта. Не видела никого из родни.

– Но ты же рассказывала… – начала Куки.

– Врала, – призналась Гортензия.

– Почему? – спросил Бен.

– Стыдно, что жила в интернате.

– Стыдно брать чужое, врать, плохо учиться, – заметил Бен. – А почему ты сиротства стесняешься?

– Приличные собаки-кошки все живут дома, – всхлипнула Гортензия, – у них мама-папа, бабушка-дедушка есть. А у меня никого. Я не карликовый лабрадор. Придумала себе породу. И Каролина не ябеда!

– Правдивая Слива, – подпрыгнула Куки, – вон как она сильно действует.

– Доносила на всех я, – заплакала Гортензия. – В интернате, где я с рождения жила, было очень-очень плохо! Кормили кое-как, одежду выдавали некрасивую, в спальнях холод стоял! От дворовых собак только одно отличие – что я жила в доме. И меня никто не любил, не гладил, не целовал, не хвалил никогда, мне только оплеухи доставались!

– Ужас! – вдохнула Мафи. – Бедная Горти! Я тебя понимаю. Когда мне Муля первый раз дала какао попробовать, я чуть не умерла от восторга!