– Вот ты… – Ашот покачал головой. – Последний, конечно, так и поверил.

– Это уже дело твое. За мной.

«За мной» оказалось интересным занятием. Скрывшись в неприметной расщелине, через десяток метров полностью сомкнувшейся над ними, трое прошли совсем недолго, прежде чем остановились перед чуть неровным каменным боком.

Ашот включил фонарь, посветил на черно-серое непроницаемое препятствие перед собой и вздохнул.

– Ничего не вижу, мастера делали.

– Конечно, – согласился Васильев, сдвинув кусок камня, обнаружив за ним самый обычный механический кодовый замок.

Набрал нужные цифры, после чего легонько щелкнуло, и Васильев откатил в сторону спрятанную дверь.

Внутри их ждали ровные стены из бетона, холодящие, узкий, двое не пройдут, ход в глубину скалы, закрывающей тыл Треугольника. Шли недолго, открыв еще одну дверь и оказавшись в небольшом помещении. Васильев посветил вокруг, потянул рычаг и в комнате появился тусклый свет.

– Аккумуляторы. Давно не заряжал, – поделился фээсбэшник. – Но вроде ничего, самое главное, чтобы запаса хватило на хотя бы один просмотр.

– Чего? – удивился Макар, но тут же заткнулся, увидев несколько мониторов на узком столе.

– Так, ну и что у нас показывают? – сам у себя поинтересовался Васильев, одновременно нажимая на кнопки и присаживаясь на стул. – Ага, ну вот хотя бы немного ясности.

– Камеры спрятаны в панелях, стеновых и потолочных, – Ашот вздохнул. – Некрасиво, Вась.

– Некрасиво за девчонками в душе подглядывать через них, а я ничего такого не делал. Ни разу. Это пост для группы быстрого реагирования, тут постоянно находилось по два человека. Они вроде как уезжали проверять старый аэродром, а сами несли тут дежурство. Мало ли, враг не дремлет… не дремал.

– Что они делают? – не понял Макар, глядя на чужих, собравших всех в столовой и даже прикативших каталку с Семецким.

– Сейчас узнаем, – Васильев поколдовал над небольшой коробочкой, светящейся диодами. – Звук, нам нужен звук.

– Где военные? – услышали они.

– А вот и он. Чисто как говорит-то, паскуда.

Говорил сидящий на стуле худой, с дерганым лицом, узколицый блондин, заросший короткой бородкой. Теплый комбинезон, ушанка из синтетики, большой пистолет в набедренной кобуре.

Еще трое, державшие женщин и Ивана Сергеевича под прицелом длинноствольных винтовок с кургузыми магазинами, молчали.

– Военные улетели до войны, браток, – Семецкий скалил зубы и нарывался, – говорю же тебе, услышь меня! Нету их тут.

– Да-да, верю. Как у вас там? Верю всякому зверю, даже ежу, а тебе, Иван, погожу.

– Ошибаешься, Рольф-Пешеход, я – Юрий, можешь обращаться Георгий. Православная традиция, понимаешь?

– Сколько еще людей на базе?

– Все здесь.

– Врешь, – блондин ощерился не хуже самого Семецкого, бледного от боли и державшегося только на силе воли. Обезболивающее должна была уколоть Маша час назад, но явно не успела.

Норвег покачал головой и повернулся к своим:

Knut, gi meg kniven, fort![1]

Васильев выругался. А Макар услышал только одно знакомое слово. Похожее на английское.

– Endelig… Hei, Bjarne, gå og løs skittstøvelen for tungebåndet.[2]

Рыжий коренастый норвег даже не подошел. Шевельнул рукой у пояса и выпрямил ее в сторону блондина. Тот поймал брошенное и спокойно показал Семецкому небольшой и узкий нож:

– Jeg vil si at nå er det på tide å snakke, men jeg vil ikke[3]. – Он снова улыбнулся своей волчьей усмешкой. – Не понял? Мне просто нравится то, что сейчас я смогу поступать, как мои предки. Эй, бабы, смотрите и думайте, следует ли вам дальше возмущаться.

Васильев, побагровев, встал. Открыл незаметный шкаф, вмурованный в стену и достал автомат с толстым стволом. Его-то Макар узнал, с «валом» он очень любил бегать по Зоне.

– Ашот, оставайся здесь и следи. Придешь на помощь, если мы с Макаром не сможем справиться. И не спорь, врач у нас один, а штопать меня точно придется.

Ашот кивнул.

– Удачи, брат. Следи за Макаром.

– Их человек восемь, Макар. Четверо в столовой, двое или трое на постах, один или пара на самом судне, – Васильев, поднимаясь по каменному пандусу к станции, накручивал глушитель на «грача». – Твое дело простое – прикрывать мне спину и смотреть за входами из коридоров. Укройся и, не отсвечивая, просто возьми на прицел ближайший выход и жди.

– Почему восемь?

– Посудина небольшая, – Васильев остановился перед дверью. – Больше там не поместится, все свободное место под улов и мишек с моржами.

– Почему пистолет?

– Удобно, – Васильев прикусил губу. – Слушай внимательно, Макар. Если я не смогу справиться, не становись бесполезным героем. Сдавайся, выживи и потом, если захочешь и сможешь, отомсти. Просто пойми простую вещь: там не люди. Там зло, хоть оно и говорит по-нашему, ходит на двух ногах и выглядит как мы. И не думай, что дело в национальности, дерьмо частенько матерится по-русски, уж поверь. Сейчас все просто: есть мы, и есть они. Не геройствуй, просто выживи и помоги остальным. Понял?

– Да.

– Пошли.

А дальше Макар как будто попал в игру. Или в фильм, глупо, но именно так. Со стелс-режимом, будь он неладен.

Коридоры станции только кажутся длинными и даже просторными. Сейчас, заставленные всем барахлом, собранным по базе, отставленным за ненадобностью, притащенным с ангара и гаража, закупоренные для будущей консервации, они стали тесными.

Но Васильеву эти узкие проходы были как дом родной. Или как вода для акулы, точно, точно! На нее, опасную и хищную, Васильев походил больше всего. В одном свободном костюме, сбросив куртку, с ремнями подогнанной разгрузки, с АС «Вал» за спиной, с пистолетом в руке, он двигался именно так. В своей стихии, легко, свободно и смертоносно. И Макару даже стало стыдно за несколько нехороших мыслей в сторону фээсбэшника.

Задача кажется простой: добраться до столовой, попасть внутрь и перестрелять норвегов. Для кино – очень просто, раз – и все. Только тут не кино, тут жизнь и двое детей внутри не такого уж маленького отсека.

Самое главное сейчас – не мешать. Превратиться в тень и не мешать. Макар попробовал, вроде получилось.