– Дурак ты, братец, – наконец вздохнула Настя.

Не со злостью или обидой, а с каким-то горьким, совсем недетским разочарованием. Встала, разминая затекшие за время рассказа ноги, прошлась по кухне.

– Это ж надо придумать… не просто из школы удрать, а еще и на поляну угодить, которой детей до самого института пугают…

Дмитрий скривился, подумал оправдываться, но только махнул рукой и дернул плечами.

– Думаете, наверное, что путешествие мое бессмысленным было? Что головой своей зря рисковал? – фыркнул он, насмешливо глядя на брата и сестру. – А вот фигушки, скажу я вам! Как папа говорит, беды без прибытка не бывает.

– Это ты к чему? – непонимающе нахмурился Виктор, изогнув бровь.

– А к тому, что на Интернате я услышал такое, о чем и мечтать не мог! – цокнул языком его брат.

Было заметно, что эту часть истории он припас «на сладкое», вот-вот готовый поразить остальных чем-то по-настоящему необычным и захватывающим. Даже с верстака спрыгнул, протягивая сестре бутылку с водой.

– На Интернате нет запретных тем для разговоров. К этому привыкли и Пастухи, и воспитанники. Первые оттуда не уйдут, потому что работой упиваются. Вторые – потому что, попав в этот кошмар, уже никогда не вернешься на добропорядочные поляны. Вот и чесали языками почем зря. А я слушал.

– Ну не томи, – попросила Настя, сделав несколько глотков невкусной, отдававшей кислинкой воды. – Чего ты там еще вызнал?

– Кое-что о Смотрителях, например, – понизив голос, подмигнул родным Димка.

Чувствовалось, это совсем не главное, что он хочет сообщить, но мальчик намеренно разогревал публику, накаляя страсти.

– Пастухи говорили, что когда-то Гильдия была обыкновенной обслугой, хоть и в высшей степени профессиональной. Можете поверить? Однако в какой-то момент руководители ее захотели возвыситься. Захотели настоящей власти…

Он украдкой обернулся на полупрозрачный полог в дверях, будто их могли подслушивать.

– И теперь вся власть в Спасгороде – у Смотрителей, по сути – обычных инженеров, умеющих чинить процессоры Лифтов. Именно они, а вовсе не правительство или поселковые советы, определяют, что такое хорошо, а что – плохо. Они решают, кого наказать, а кого наградить – только они, по собственным прихотям и в зависимости от настроения. Пишут про такое в газетных листках?

Витя нахмурился, тоже покосившись на дверь. С первых классов их учили совсем другому, выставляя Гильдию исключительно в положительном и выигрышном свете. А потому слова брата сейчас звучали не только противоестественно, но и преступно.

– Пастухи, сами на них работающие, злятся, – продолжал тем временем Дима. – Мол, те зажрались совсем, заигрались во власть. И вместо того чтобы развивать Спасгород, только на запасах его жируют, запрещая даже в мыслях упоминать про существование таких полян, как Свалка или Интернат…

– Милосердные Лифты, – прошептала Настя, обдумывая его обвинительную речь. – Неужели это правда?

– А какой смысл белоглазым врать? – мальчик пожал плечами, с тревогой глянув на побледневшего брата. – Да и сходится все, если покумекать. За свое путешествие на Заботинск мы видели такое, о чем в учебниках точно не расскажут. И в тайне это храним не по прихоти… Витька, ты как?

Но от обилия новостей у того закружилась голова, и он торопливо отобрал у сестры бутылку. Напился, совершенно не замечая гадкого металлического привкуса.

– Я как представил, – просипел он, тяжело дыша, – что если кто-то узнает о том, что ты подслушал… Так нас на твой знакомый Интернат и вернут. Быстро, тихо, без прощания с родителями.

– Выходит, – тихонечко спросила девочка, – мы узнали новую жуткую тайну?

– Или усугубили прежнюю, – потер лоб и переносицу Витька. – Матушки-платушки… И это, братец, если верить огоньку в твоем прищуре, еще не все новости?

Тот довольно улыбнулся и кивнул.

– Точно! Потому что сплетни про Смотрителей – это страсть как будоражит. Но был у нас в отряде парнишка один, Тихоном-Тихоней звали. Его до ссылки почти год по городу ловили, так что где он только не побывал. Юркий такой, худенький, а глаза – как у деда старого: усталые, мутные. Во время смены Тихон много чего рассказывал, чтобы не скучно было. Но больше всего он любил страшные истории о Мглистом Механике. Жизнью мамки клялся, что правду говорит: что, мол, сами Лифты ему в свое время поведали, а они, дескать, не врут. Так вот, родненькие: то, что я узнал от Тихони, по-настоящему жутко…

В модуле с бетонным полом и гофрированными металлическими стенами стало очень тихо, и внутрь тут же ворвался отголосок беспорядочного шума конвейеров по производству ненужных вещей.

Настя сглотнула комок, Витька побледнел еще сильнее. А Димка, с важным видом запрыгнувший обратно на край верстака, заговорил чуть тише.

– Его на самом деле звали Александр Дрейфус, – прошептал мальчик таким тоном, что у остальных по рукам тут же побежали мурашки. – И он был талантливым механиком, одним из лучших во всем Спасгороде. Но работа с Лифтами не являлась его специальностью, скорее – хобби. Смотрители – когда еще на самом деле помогали спасгородцам, а не управляли городом, как бездушной марионеткой, – частенько обращались к нему за советом или помощью…

Всем троим померещилось, что зловещий холодный ветер пробрался в помещение через полиэтиленовую занавесь, грубо потрепав по светлым макушкам. От этого колючего чувства вдруг пришло пронзительное осознание, что где-то неподалеку, за тонкими жестяными переборками, терпеливо дожидаются приказов Сортировщики – с ржавой броней вместо кожи, только и ждущие фабричных неполадок, чтобы гончими броситься в атаку…

– Но затем произошло нечто, что свело Дрейфуса с ума, – продолжал Дима. – Что-то страшное, непоправимое. Он стал сам не свой, взбунтовался против Гильдии. Сначала бросил прежнюю работу, затем стал уродовать Лифты или заливать шахты специальной гермопеной. Смотрители, конечно, попытались вернуть контроль над Александром, и на время им даже удалось каким-то образом договориться с ним. Но с тех пор Дрейфус уже не чинил – по приказу Смотрителей лишь отключал и калечил Лифты, отказывавшиеся признавать власть Гильдии. Но полгода назад… полгода назад он и вовсе спятил и не подчиняется больше никому. Теперь, бессмертный и талантливый, Мглистый бродит по полянам и совершает свои преступления…

– Бессмертный? – вздрогнул Виктор, с откровенным недоверием покосившись на брата.

– Почти, – совершенно серьезно и убежденно ответил тот, заставив Настю охнуть. – Мы могли хоть сто раз топить его в охлаждающей жидкости или сбрасывать с обрыва, все ему нипочем. Потому что – как клялся Тихоня, – когда-то Александр Дрейфус добровольно вынул свое сердце из груди, заменив его процессором первого убитого Лифта. И сокрушить Механика, если верить молве, можно, только уничтожив его настоящее сердце. А хранится оно в тайнике, в секретной криогенной камере, которую охраняет огромная змея с желтыми глазами и железными зубами…