У самой Ани тоже начались занятия в институте, но за весь сентябрь она появилась там раза четыре, от силы пять.

…Другое дело – Ирка. Вот уж от кого Аня не ожидала. Внешне порадовавшись за Аню в августе, Ирка изошла чёрной завистью и загорелась идеей выскочить замуж за иностранца – не столько даже затем, чтобы устроить свою жизнь, но чтобы доказать себе и окружающим, что она не хуже Ани.

Ирка возвращалась с почты, отослав свои фотографии в редакцию очередного журнала. Теперь её жизнь протекала между почтовым отделением и фотоателье.

Порывистый осенний ветер прижимал белеющую листовку к стеклянному павильону автобусной остановки.

Марк Калныньш был младшим ребёнком в семье бедного латышского эмигранта. Возможно, из-за сходства судеб старик Келлер и относился к нему почти как к сыну – в юности отец Калныньша успел послужить во вспомогательных частях СС, а после, неизвестно какими путями оказавшись в Соединённых Штатах, перебивался случайными заработками и мелким воровством, безудержно пил и женился в начале пятидесятых на официантке из местного кабака, наплодил с ней шестерых ребятишек, которых, вероятнее всего, ожидала бы такая же участь. Их ждали цепкие объятия улицы, алкоголь, наркотики и полицейский участок. Однако Марк, как говорят в Америке, «сам себя сделал», выбившись из грязи без помощи родственников, благодаря одному человеку – вовремя заметившему его Арнольду Келлеру. А начинал он с того, что, в отличие от братьев и сестёр, прилежно учился в начальной школе при церковной общине…

Келлеру был нужен доверенный сотрудник для деликатных поручений, и Марк прекрасно подошёл на эту роль. Не одноразовый исполнитель, нет – таких было достаточно – но верный человек, на которого можно положиться.

И оба они прекрасно понимали, что Келлеру Калныньш обязан всем, чего добился и чего ещё добьётся в жизни.

…При планировании операции под Ашой Келлер допустил небрежность, которая, хотя могла быть замечена дотошным противником, не привела ни к каким последствиям.

Он организовал взрыв поездов четвёртого июня – ровно через год после взрыва на железной дороге в Арзамасе, повлекшего гибель около сотни человек.

Чтобы сравнить эти два события, не нужно было быть профессиональным разведчиком – совпадение дат могло броситься в глаза любому советскому школьнику. Однако обе катастрофы, как и многие другие, были списаны на случайность, на нарушение техники безопасности – ведь уже вовсю шла перестройка, и обращать внимание на подобные странности было некому.

Намного позже Марк узнал, что четвёртого июня был день рождения матери Келлера, погибшей при бомбёжках Берлина. Его это удивило – шеф никогда не давал повода считать его ни суеверным, ни сентиментальным…

Прохладный сентябрь сменился сырым и ветреным октябрём, а за ним на горизонте замаячил и ноябрь.

В тот год весной отменили декретное время, и в марте не перевели стрелки часов, осенью же перевели их, как обычно, и унылая темнота наступала в ту осень особенно рано, вгоняя людей в беспросветную тоску вместе с холодом и окончательно опустевшими полками магазинов.

Аня шла домой около половины пятого вечера, и уже было практически совсем темно. С неба падал противный мокрый снег. Окно в комнате Матрёны светилось – значит, бабка была дома. Горел свет и на кухне, тёмным оставалось только окно её комнаты. Аня вошла в подъезд.

В прихожей девушка наткнулась на несколько пар чужой обуви – опять, значит, гости… За бабкиной дверью громко и противно стучала швейная машинка. На кухне монотонно рассказывал новости радиоприёмник.

«Сегодня, шестого ноября, Президент России Борис Ельцин подписал указ о запрете Коммунистической партии…»

Но Аню интересовал только стоявший в коридоре телефон. Набрав на диске номер Макса и прижав трубку к уху, она долго слушала длинные гудки после щелчка автоматического определителя номера.

До Максима она не могла дозвониться уже второй день. Никто не брал трубку. Это было странно. Кроме того, за эти дни он ни разу не позвонил Ане сам – чего не бывало и раньше и тем более не должно было быть теперь.

Позавчера Аня сказала возлюбленному, что ждёт ребёнка.

В первый момент, услышав эту новость, Макс то ли удивился, то ли не понял, о чём речь, но через несколько секунд, конечно, обрадовался и сказал, что теперь надо готовиться к свадьбе.

В тот вечер он был с ней особенно нежен…

И вот – ни вчера, ни сегодня Аня не могла дозвониться до любимого. В очередной раз выслушав длинные гудки, она решила ехать к нему на квартиру.

У подъездной двери девушка неожиданно столкнулась с Николаем Зайцевым.

– Рано Вы сегодня, дядя Коля, – поприветствовала она соседа.

– Так праздник сегодня, – ответил он, – надо помогать ребятам готовиться…

– Какой праздник? – не сразу сообразила Аня.

– Седьмое ноября, – несколько удивлённо произнёс Зайцев, придерживая дверь и проходя в подъезд, – мы с ребятами… – он осёкся. – Ладно, счастливо! – и захлопнул между собой и Аней подъездную дверь.

– А, это ты, – лениво произнёс Макс, пропуская её в прихожую и прикрывая дверь комнаты, где гремела музыка, а по потолку плясали разноцветные отблески.

– Максим!.. – Аня вцепилась ногтями в свитер на его плечах.

Он нехотя оторвал девушку от себя. От него сильно разило алкоголем, но это не было чем-то необычным и не насторожило Аню.

Но на девушку нахлынул ужас. Жуткий, не сравнимый ни с чем, он вырастал из Макса и из его квартиры, наполненной съёмочной аппаратурой.

Она облизала мгновенно пересохшие губы.

– Максим, как же…

Он передёрнул плечами, но Аня, не снимая обуви, уже шагнула в ближнюю комнату, резко толкнув дверь. Как ей показалось, сверкнувшая в полутьме полуголая девица с визгом рванулась из комнаты на балкон.

– Анечка, постой, послушай…

– Как ты мог! – крикнула она,