Она вздохнула:

– Четыре недели назад.

Она напряглась, услышав тихое проклятие, но тут такси остановилось возле привокзального отеля.

– Отлично. – Больше он не сказал ни слова, только заплатил таксисту и повел ее в просторное фойе «Ренессанса».

В его люксе на третьем этаже была винтовая кованая лестница, ведущая на второй уровень, и оригинальные готические арочные окна, выходившие на привокзальную площадь. Но когда он вылил бутылку газированной минеральной воды, о которой она попросила, в стакан со льдом, ее испугала уже не дворцовая элегантность отеля.

– Ладно, теперь я хочу знать – почему ты мне не сообщила? – Он налил себе колы из бара. – Должен признаться, что меня не очень радует тот факт, что ты знаешь об этом малыше уже целый месяц и не связалась со мной.

Она ждала этого вопроса. И подготовила ответ. Но сделала паузу, чтобы глотнуть шипучей воды. Элла не хотела рассказывать, как сильно паниковала в самом начале из-за его возможной реакции. Потому что тогда ей придется рассказать ему о Рэндалле и ребенке, которого она потеряла. А она не понимала, зачем это сейчас нужно. Это только выставит ее в дурном свете. А она и так уже выглядела достаточно плохо.

– Хватит тянуть время, Элла, – пробормотал он, наблюдая за ней поверх своего стакана. И тревожная мысль вновь посетила ее: казалось, он видел ее насквозь.

– Хорошо, – фыркнула она, опускаясь на барный стул. – Если хочешь знать, я искала о тебе информацию в Интернете, чтобы связаться с тобой. – Это была не ложь, оправдывала себя Элла, она просто говорила не всю правду. – И вот… – Ладно, может быть, эта часть правды выставляет ее в жалком свете. Но она это переживет.

– И… – подсказал он, как будто не догадывался, что она собиралась сказать.

– Я думала, что ты внештатный капитан катера, живущий в однокомнатной пляжной лачуге. Я не ожидала обнаружить твое имя среди успешнейших молодых предпринимателей в странах Карибского бассейна. Это смутило меня.

Он беззастенчиво ей улыбнулся.

Что тут смешного?

– Это было совершенно неожиданно, – добавила она. – Мне потребовалось время, чтобы свыкнуться с мыслью о том, что я представляла тебя совсем другим человеком. И я ждала, вероятно, немного дольше, чем нужно.

– Немного? – Ухмыльнувшись, Куп оперся на барный стул рядом с ней и случайно толкнул ее колено своим, нарушая ее личное пространство. – Четырех недель вполне достаточно, чтобы примириться с этим, тебе не кажется? И ты так и не связалась со мной, милая. Это я приехал к тебе.

– Мне нужно было слишком со многим свыкнуться. – Элла подняла подбородок. Он обманул ее и прикинулся кем-то, кем на самом деле не был. Разве она не имеет права дуться и чувствовать себя оскорбленной? – И я внезапно поняла, что ничего о тебе не знаю, я просто испугалась.

– Ты знала обо мне самое важное. – Он провел большим пальцем по ее нижней губе.

– Не надо. – Элла отпрянула, внезапное прикосновение шокировало ее так же сильно, как и нежность в его глазах.

– Тебя очень легко испугать, верно, Элла?

Он пристально посмотрел на нее, и Элле показалось, что под ее футболкой и джинсами он видит беззащитную девушку, какой она когда-то была.

– Почему?

Она пыталась восстановить дыхание, не в силах оторваться от его глаз.

Она может справиться с сексуальным желанием. Она справится. Но она не хотела нуждаться ни в Купе, ни в любом другом мужчине. Только не это.

– Думаешь, мы можем сейчас поговорить о ребенке? – сказала она. – Я должна вернуться на работу.

– Конечно. – Куп пожал плечами, напряжение в его лопатках было ничто по сравнению с всплеском сексуального возбуждения.

Черт, он снова хотел ее: эти податливые соблазнительные губы, твердые соски, прижимающиеся к его груди, волнующее влажное тепло, охватывающее его со всех сторон, как бархатная перчатка.

И он был чертовски уверен, что она тоже его хотела.

Он чувствовал запах ее возбуждения, пряный аромат ее желания, с тех самых пор, как она забралась в такси и чопорно сидела в дальнем углу, как будто опасалась, что воспламенится, если приблизится к нему.

Она все еще очаровывала и волновала его. И хотя Куп продолжал мысленно убеждать себя, что очередная связь с Эллой может запросто превратить его жизнь в настоящее стихийное бедствие, другая часть его полагала, что хуже не будет, если он приложит усилия. Так почему они должны отказывать себе в удовольствии?

Он должен был признать, что его удивила и тронула реакция Эллы, когда она выяснила всю правду о его богатстве. Большинство женщин не преминули бы обратиться к нему за определенной компенсацией. Особенно обнаружив, сколько он стоит. Вместо этого ей «нужно было время, чтобы свыкнуться»! Что это, вообще, такое? Куп чувствовал неловкость, ведь он обвинил ее вчера в том, что она подставила его.

Он вылил остатки колы в стакан, сделал большой глоток, чтобы выиграть немного времени и решить, что делать дальше.

Элла не произнесла ни слова, на ее напряженном лице читались ожидание и настороженность – словно она беспокоилась из-за того, что он собирался ей сказать.

– Я вижу это так, Элла, – начал он, – как бы это ни произошло, мы оба собираемся стать родителями нашего ребенка. И ты права, мы почти ничего не знаем друг о друге. – Его взгляд блуждал по ее груди, где под обтягивающей футболкой выделялись соски, почему-то напоминавшие ему две пули. – Разве что самое основное. – Он проглотил последние капли колы и подождал, пока прохладная жидкость успокоит его пересохшее горло. – Как насчет того, чтобы вернуться на Бермуды на пару недель? – Это неожиданное предложение вырвалось у него прежде, чем он успел по-настоящему обдумать его, но Куп, видимо, сделал все правильно, потому что ее глаза засветились радостным удивлением. – А пока ты там, мы обдумаем и решим, как все уладить и организовать после рождения малыша.

– Ты хочешь принимать участие в жизни ребенка? – Элла так обрадовалась, что ему пришлось закусить щеку, чтобы не улыбнуться ей в ответ.

– Конечно, хочу. Это ведь и мой ребенок, не так ли?

– Ну, да. Конечно. – Она сложила руки на животе, словно защищая его, и Куп начал понимать, что это был исключительно инстинктивный жест. И абсолютно естественный.

Он даже немного растерялся, когда осознал, как много этот ребенок уже значит для нее. А потом смутился, ему пришла в голову мысль, что вряд ли когда-нибудь ребенок будет значить так же много и для него.

Он мог быть благонадежным и лояльным, взять на себя обязательства, но всему есть границы. Слепую преданность, самоотверженность и ответственность, которые так необходимы ребенку, он вряд ли сможет предложить. Любить кого-то больше, чем самого себя? Ну, нет, увольте! Он знал, что никогда больше не сможет пройти через это.