за чечевичную похлебку, а зимой молим его бога ради одолжить несколько латов. И он еще имеет нахальство корчить из себя благодетеля, диктует условия, не дает продавать на сторону ни одного лосося! Как тебе не совестно так говорить!

Ожидая поддержки, Бангер повернулся к остальным рыбакам. Но за парадным столом не подобало вести такие речи, хотя все были заметно навеселе и не слишком строго соблюдали приличия. Рыбаки-хозяева помалкивали: у многих подходили к концу сроки векселей — как тут схватишься с Гарозой? Получилось так, что призыв Бангера остался гласом вопиющего в пустыне. Такого малодушия он не ожидал от соседей.

— Ну, все равно, вы там как знаете, — сказал он угрюмо, — но от меня Гароза не получит больше ни единого лосося, пусть он это зарубит себе на носу…

В это время с другого конца стола на Гарозу напал новый противник — Крауклис из Гнилуш. У него с Гарозой были давнишние счеты: в прошлом году скупщик выжил его из неводной артели, лишил пая, а на его место поставил своего человека.

— Куда же мне теперь деваться? — крикнул Крауклис. — Я здесь вырос, весь свой век жил этой работой, двадцать лет у меня был пай в этой артели… И вдруг в один прекрасный день является эта помойная бочка, как совершенно правильно обозвал его Бангер, и выбрасывает меня из карбаса. Ступай, мол, откуда пришел! Ну, справедливо ли это? Разве так должен поступать честный торговец, который хочет ужиться с рыбаками? Тьфу, срам один!

От волнения у Крауклиса чуть не навернулись слезы на глаза. Гароза сидел в углу, как загнанный кабан. Со всех сторон на него сыпались попреки и укоры, но он только лениво бурчал в ответ:

— А кто тебе мешает вступить в другую артель? Построил бы себе карбас и рыбачил со своими работниками. Я ведь никому не навязываюсь. А если твой кормщик Румбайнис сам предлагает мне пай, чего ради я буду отказываться?

— А сколько он тебе должен? — уколол его Крауклис.

— Здесь долги значения не имеют…

— Сказал тоже! На эти-то дела ты мастак! Прилипнешь, как улитка к грибу!..

Они долго переругивались, — один горячо, возмущенно, другой словно нехотя.

Оскар все слышал. Он уже давно задумывался над рыбацкими делами. Житья от Гарозы никому не было. На всем побережье, в каждом поселке сказывалась тяжесть его засилья. И сейчас Оскару показалось, что стоит только одному сказать первое слово, начать — и все сразу пойдут за ним, сметут с пути Гарозу и других таких же господинчиков. Но тут же он увидел, как Лиепниек увивался вокруг Гарозы, упрашивая его отсрочить вексель на один месяц. И Гароза дал себя уговорить — ведь предстояла еще осенняя путина.

Да, слишком крепко опутал этих людей Гароза своими паучьими сетями. Долги связали их по рукам и ногам, они уже не могли шевельнуться, если бы даже захотели. Один только Бангер еще огрызался, потому что не зависел от рыботорговца.

Под вечер отбыл товарищ министра: он не мог оставаться дольше, его ждали в другом месте. Важный чиновник остался. Он находился в отпуску, к тому же Гароза обещал отвезти его на «Нырке». Этот чиновник сам когда-то был жителем взморья, и все рыбаки считали его своим заступником. Он пользовался влиянием среди депутатов сейма и в правительственных кругах и в свое время выступал против обложения пошлиной ввозимых из-за границы сетей. Сегодня он решил показаться народу. Только что закончив спор с врачом и учителем Акментынем, у которых были несколько иные взгляды на государственную политику, заткнув им рты, — конечно, самым благородным манером, — важный чиновник вышел в большую комнату к простым рыбакам. Но там уже не было никакого порядка.

Индрик Осис успел повздорить с кормщиком из Гнилуш и усиленно приглашал его во двор, чтобы рассчитаться там по-свойски; то в одном, то в другом углу слышалась перебранка. Кое-кто из мужчин, выпив все вино, подсаживался к женщинам, которые не успели еще справиться со своей долей. Распорядители стали слишком решительно пользоваться полномочиями, так что их самих пришлось призвать к порядку.

В комнате становилось все темнее; многие отцы семейств, намучившись за неделю в море, уснули, положив головы на колени женам. Начались танцы. Важный чиновник и госпожа Вимба открыли их полонезом, а затем к удовольствию старших, была объявлена кадриль.

Гости-рижане стали собираться домой. Музыканты проводили их маршем, а устроители праздника довели до самого берега. Ветер еще больше усилился, волны высоко вздымались — выходить в такую погоду в море было небезопасно. Роберт Клява уговаривал важного чиновника остаться на ночь: может, к утру буря утихнет.

— У меня хороший желудок, морской болезнью я не страдаю, — ответил чиновник.

«Нырок» стоял за первой банкой. С шумом разбивались на ней волны, клочья пены разлетались во все стороны.

— Как же мы доберемся до моторки? — спросил чиновник.

— Мы вас донесем! — с готовностью откликнулся старый Клява, который тоже находился среди провожающих. Он проворно разулся и засучил брюки, не думая о том, что на нем праздничный костюм.

То же самое сделал Осис. Оба были пьяны и нетвердо держались на ногах. Нагнувшись, они попросили господ влезть к ним на закорки. Осис взял чиновника, а рослый Клява принял на себя Гарозу, звучно крякнув под семипудовой тяжестью. Медленно, пошатываясь, вошли они в воду, гордые оказанной им высокой честью.

На первой же банке разбившаяся волна окатила носильщикам штаны. Испугавшись очередного всплеска, чиновник резким движением откинулся назад. Осис потерял равновесие и опрокинулся вместе со своей ношей. На мгновение волна накрыла их с головами, и оба наглотались соленой воды. Не успели они подняться на ноги, как рядом раздался громкий всплеск: это упал Клява с Гарозой. Падение их сопровождалось большим шумом, потому что оба были весьма тяжеловесны. Чиновник страшно обозлился и грозил не забыть подобного свинства.

— Да в состоянии ли вы заплатить мне за испорченную визитку! — кричал он. — Ведь она стоит четыреста латов! Что от нее теперь останется? И какого черта берется такой нести других, когда сам еле на ногах стоит!

Ворча и ругаясь, они брели по воде. Оба рыбака повесив головы плелись за господами и помогли им взобраться на «Нырок».

— Не обижайтесь, — успокаивал чиновника Осис. — Это ведь нечаянно получилось.

— Еще не хватало, чтобы нарочно! — обрезал его чиновник. Он озяб и все время дрожал, пока работник Гарозы разогревал мотор. Потом оба промокших господина забрались в моторную кабину, поближе к теплу.

После этого неудачного опыта остальные рижские гости уже не рискнули взбираться на плечи рыбакам,