собираю.

Молча сумку подхватил и ушел.

— Что-то раньше, мама, об этом

Не рассказывала ты никогда.

— Ну, а чем тут, дочка, хвалиться?

Нечем. Только это не всё.

Ну, наплакалась, конечно. Нарыдалась.

Только некогда особо рыдать.

О тебе заботиться надо.

И хозяйство, и работа еще.

В общем, боль моя поутихла.

А увидимся, молча пройдем.

Он и денег не давал ни копейки.

Всё никак на алименты не решалась.

Ну, и как-то раз на гулянке

Агроном положил глаз на меня.

А гуляли мы у подруги.

Собираюсь я домой. Следом он.

Говорит мне: «Вон стоит мой уазик.

Всё же ночь. Давай подвезу!»

Ну, подвез. И снова за мною.

Не хотела я пускать. Только он,

Словно танк. Сгребает и тащит.

Так уж вышло против воли моей.

— А потом?

— Ну, как-то явился вечерком

Он дня через два.

Снова лезет. Кочергу я схватила.

Матом выругался он и ушел.

А примерно через полгода

Папа твой вернулся назад.

Всё сидит на кухне, вздыхает

И бормочет: «Ты прости уж меня!»

Снова стали жить.

Он какой-то стал другой.

Глава пятьдесят четвертая

СВАДЬБЫ. СРАЗУ ТРИ

Называют тебя золотою.

Хоть банально. Но есть в том резон.

Потому что пора наступила,

Чтоб заполнить свои закрома.

В погреба засыпают картошку.

А на полках пузатые банки:

Помидоры с кровавою плотью,

Огурцы, как подводные лодки,

В мутных водах рассола плывут.

Шапку набекрень.

Галстук сбился набок.

Эх! Гуляй, деревня!

Песни пой! Пляши!

Не одну же свадьбу,

Целых три играют!

Все столы собрали,

Лавки все снесли.

Пьют вино и пиво.

Водкой, самогонкой

Балуются тоже.

Тут родни в деревне,

Считай, что полдеревни.

Как-никак три свадьбы!

Это ни одна!

Ой! Смотрите! Кто там

Шагает с остановки?

Не определишь.

Да не наш он вроде.

Значит, прибыл в гости.

А к кому он прибыл

Разобраться надо.

Пригляделась Люба,

Саша присмотрелся.

Это же Степаныч,

Мастер дорогой!

Бросились навстречу.

Люба приподняла

Платье и несется,

Попробуй догони!

Кинулась на шею,

Как к отцу родному.

Плачет и целует

Люба старика.

Вот никак не ждала

Гостя дорогого.

— Как же вы решили?

Как же нас нашли?

— А чего решаться? –

Отвечал Степаныч.

— Вы мне как родные.

Прикипел к вам сердцем.

Я вдовец, ребята.

Дочь моя далеко.

За морями, океаном

В Америке живет.

А как вы уехали

Загрустил я что-то.

Не идет работа,

Всё валится из рук.

Мялся-колебался.

Нет! Решил поеду.

Повидаюсь, может,

Легче станет мне.

А в сторонке слушал

Их директор ЗАО.

Слушал. И конечно,

Всё мотал на ус.

А потом подходит,

Тянет к нему руку.

— Вижу вы рабочий,

Крепкий человек.

Три подруги в подвенечных

Длинных платьях за столом.

Сразу три играют свадьбы.

Вся деревня собралась.

Хвалят жениха Надежды.

Из соседней он деревни.

— Вот хозяин! Работяги!

Три коровы, пять свиней.

Заживете с ним богато.

И машина — иномарка.

Дом красивый и просторный.

И не курит. И не пьет.

Надя с ним училась в школе.

Хоть он не был хорошистом,

Но старался, был прилежным.

Слова грубого не скажет.

Федя — вовсе не красавец.

Но ведь главное не это.

Главное — любил Надежду

Он еще со школьных лет.

Или Наде его жалко,

Или был он ей по нраву.

Души женские — потемки.

Разберись, попробуй, в них!

Листаю альбом незапамятных лет.

Какие красивые лица!

Нам в жизни незаметно открывались

Иные горизонты. Может, там

Нас ожидала жизнь совсем иная.

Но нас страшили неизвестные пути.

Как бросить всё знакомое, родное,

К чему душой и телом прикипел,

Где каждой вещи место есть своё,

Где всё найдешь с закрытыми глазами?

Нет! Неизвестность нас пугает. Перед ней

Испытываем мы животный страх.

Нам монстры видятся, костлявая с косою,

За каждым поворотом лютый враг.

Поэтому колумбов очень мало.

Кортес найти не может добровольцев,

С которыми в неведомые страны

За золотом отправился бы он.

Не потому ли множество несчастных

Нас окружает. Счастье под ногами

Обычно не валяется, как мусор.

А может притаиться где угодно.

И даже ищущий порой проходит мимо,

И ничего в душе не шевельнется.

А многие его по интернету

Пытаются найти.

И сайт знакомств

Поводырем им видится надежным.

Но только нет абстрактных человеков.

Есть Маша, Петя, Витя, Александр.

Конкретные в единственном числе,

А не вообще блондины иль брюнеты.

Высокий, стройный, без привычек вредных,

Имеющий квартиру и машину…

Ха-ха! Да это же карикатура,

Чертеж, но не художника картина.

Конечно, можно полюбить чертеж

Рассудочно. Но это не любовь.

И близко там не ночевало чувство.

И по параметрам найденный идеал

В реальности чудовищем предстанет.

А что ж роптать? Ведь вы искали схему,

А вам живой достался человек,

Он уникальный и неповторимый,

Что существует лишь в единственном числе.

Нет большей глупости искать универсальность,

Поскольку нет ее. Она лишь плод ума,

Проект, а не живое существо.

Пылаете любовью к идеалу?

Так флаг вам в руки!

Было бы неплохо,

Когда б вы понимали: идеал –

Лишь тень идеи, фантик он без плоти.

Любить идею можно. Но Христос

Нам завещал любить конкретных Маш,

Геннадиев, Володей, Вероник.

И это настоящая любовь,

Которая завещана Творцом,

Которую он в странствиях своих

По городам и весям расточал.

Глава пятьдесят пятая

ЛЮБА. ЛЕТИТ ШАГАЛ

Летит Шагал с женой в обнимку.

Под небосводом дом родной

Игрушкой видится отсюда,

А люди словно мураши.

— Могу картиной любоваться

Часами, — Саша говорит.

— Как будто в мир другой чудесный

Попал, где ты живешь на небе,

Избавившись от суеты

И дрязг, и грязных пересудов.

Да, наша жизнь имеет цель.

Быть может, мы ее не знаем.

Предназначение своё

Порою мы находим там,

Где обитать оно не может.

Уверен я, что взгляд с небес

Дает нам верную картину.

Не видим грязи, шелухи

И черных луж, и мелких козней.

— Да ты философ, милый мой, -

Сказала Люба, улыбаясь.

— Ты не похож на остальных,

Живешь в другом каком-то мире.

А кстати, как твоя работа?

Смеются над тобой, наверно?

Конечно, кличкой наградили

Какой-нибудь. Ну, вроде Прыщ

Или Фитюлька Городская.

У нас такие острословы!

Любого высмеют они.

И не со зла, а по привычке,

Считая это остроумным.

А хочешь, так спроси Надежду.

Она тебе расскажет много,

О чем доярки говорят,

Как косточки перемывают,

Украсив речь отборным матом.

Когда б ты побывал на дойке,

Отсохли б уши у тебя

И взгляд