вперед, заставив меня отшатнуться назад, ощутив обнаженной кожей на спине холодный камень колонны. Упершись ладонями по обе стороны от меня, он перекрыл мне все возможности к побегу.

— Ты не пешка в этой игре, Ева, — произнес он негромко. — Ты её смысл.

Когда я снова встретилась с ним взглядом, моё сердце рухнуло куда-то вниз, и забилось в несколько раз быстрее. Дэн больше не злился. В его грозовых глазах была теперь болезненная мучительная решительность.

И через мгновение все моё тело сковало вязкой беспомощностью, а его губы накрыли мои в искреннем и откровенном поцелуе, заменившем сотню ненужных слов и пьянящем сильнее выпитого шампанского. Отсекающем все мои шансы на сопротивление или побег, хотя и желания бежать и сопротивляться больше не было.

Этот поцелуй не был нежным. Он был безжалостно-упоительным, заставляющим желание растекаться по телу горячей волной.

С колонны его руки переместились на мою талию, а потом коснулись открытой спины, вызвав приятную дрожь, а я, прикрыв веки от удовольствия, обхватила его плечи, чтобы чувствовать опору.

— Дэн, — тихо выдохнула я в его полураскрытые губы, — Как это вяжется с твоим планом?

Хотя, пожалуй, следовало лучше спросить, это тот поцелуй, что он был мне должен, или какой-то другой? Лазарев легко поцеловал меня в кончик носа и всё-таки отстранился с лукавой улыбкой.

— Никак. Пора признать, что это был дурацкий план, — прошептал он, обжигая дыханием кожу у виска. — Поехали отсюда, клубничка.

— А ты расскажешь мне всё? — усмехнулась я.

Зная Лазарева, о таких вещах стоило договариваться «на берегу». И он тихо пообещал:

— Расскажу.

Губы жгло от поцелуя и хотелось продолжения. Я не сопротивлялась, когда он сжал в ладони мои пальцы и потянул за собой по ковровой дорожке туда, где за ограждениями ожидали несколько свободных машин такси.

Голуби снова вспорхнули серым облаком в закатное небо. Ярко алый в золотистых лучах шлейф платья, отчего-то всё же отстегнувшийся от пуговки на подоле, стелился позади, однако я понимала, что вряд ли еще надену его когда-нибудь, даже если шлейф и не оторвется. Привычное тепло руки Дэна снова вернуло мой мир на круги своя, а внутри воцарились гармония и спокойствие, как всегда было в его присутствии.

И всё же на короткое мгновение внутри кольнула тревога, заставившая настороженно обернуться на оставшийся позади Дом Культуры, сияющий огнями софитов. Будто бы чей-то пристальный взгляд провожал наш с Лазаревым побег. Но обернувшись, не заметила ничего подозрительного и постаралась не придавать этому значения. А потом совершенно выкинула из головы, когда мы продолжили целоваться на заднем сиденье такси. Долг по поцелуям был отдан Дэном с процентами, и мы оторвались друг от друга лишь когда автомобиль остановился у его дома.

Как добрались до квартиры Лазарева я помнила плохо, погруженная в ощущение эйфории, вызвавшей чувство, сродни головокружению и заставившей тревоги, волнения и обиды забыться, отойти на второй план.

Тем не менее, оказавшись в знакомой прихожей, чувствуя, как пальцы Дэна касаются молнии на платье, намереваясь её расстегнуть, я, собрав всю имеющуюся волю в кулак, поймала его руку.

— Нет, — произнесла твердо, хотя распухшие от поцелуев губы и воспаленный желанием мозг требовали сказать «да» и повторять его еще много-много раз в течение всей сегодняшней ночи. — Сначала ты мне все рассказываешь, потом всё остальное.

Лазарев нехотя отстранился и внимательно всмотрелся в моё лицо, видимо, чтобы проверить, не сошла ли я с ума, говоря подобное. И мне пришлось изобразить максимально возможную решительность и твердость.

— Это запрещенный приём, ты знаешь? — на его губах расцвела лукавая улыбка.

— Знаю, — с усмешкой кивнула я. — Но с некоторых пор информацию из тебя приходится вытаскивать клещами и мне это не нравится. Вот и приходится изощряться всеми доступными способами. А, как говориться, в любви и на войне все средства хороши.

Теперь задорные искорки коснулись его глаз, казавшихся почти черными из-за расширенных зрачков. Дэн снова склонился к моему лицу и произнес:

— К счастью, это правило работает в обе стороны, Ева.

Он не дал мне ничего ответить, запечатывая мои губы своими и прижимая меня к себе, заставляя капитулировать перед его самодовольным упрямством. Я сама не заметила, как замок на спине платья всё-таки был расстегнут, а пальцы Дэна с ловкостью спустили с плеч рукава и мой сверкающий наряд легко соскользнул вниз, растекшись у ног, всё еще обутых в туфли, красивой лужей искрящейся в полумраке ткани.

Оставшись в одних трусиках, поскольку иного белья платье не предусматривало, я скинула туфли за ненадобностью и с удовольствием приняла правила новой игры, где каждый делает то, что хочет.

— Это всё из-за пароходства, да? — выдохнула я куда-то в шею Лазарева, терпко пахнущую лосьоном после бритья.

— Из-за него, — хрипловатым шепотом подтвердил Дэн, любезно позволяя мне снять с плеч его пиджак, который через мгновение постигла участь платья.

Сумрак прихожей делал ощущения острее и ярче. Каждое касание губ, прикосновение к коже, каждый вздох и шепот вызывали приятную дрожь и трепет.

— И в чем с ним проблема? — с трудом концентрируя внимание на разговоре, задала я свой следующий вопрос.

А Дэн неохотно ответил:

— Моё участие в защите его интересов кому-то очень невыгодно.

— Кому? И почему? — прильнула к его часто вздымающейся в такт тяжелому дыханию груди, ослабляя тугой узел галстука, пока его руки то блуждали по моей спине, то почти до боли сжимали ягодицы.

— Если бы я это знал, мне было гораздо проще, клубничка.

За этими словами последовал новый поцелуй. Требовательный и горячий. Во время него я, обхватила ногами торс Дэна и крепко обняла руками за шею, чтобы позволить ему донести меня до спальни, по пути в которую Лазарев сшиб спиной пару дверных косяков.

Потом мы упали на кровать, прогнувшуюся под нашим весом, потревожив сладко и безмятежно спавшую на ней Контру.

— Ты подозреваешь Земскова? — спросила я шепотом, пока мои пальцы, путаясь, безуспешно пытались расстегнуть пуговицы его сорочки.

Вскоре и они потерпели поражение, будучи частично расстегнутыми, частично оторванными вместе с тканью, а рубашка улетела куда-то на пол.

— В том числе, — прерывисто отозвался Лазарев, отвлекшись на мгновение для того, чтобы расстегнуть ремень брюк, который, звякнув на прощание пряжкой, последовал за сорочкой. — Проблема в том, что он не один. Есть и другие, кому невыгодна моя помощь «РМП» и нужна поддержка их позиции. Земсков самый наглый из них, но не единственный.

— А остальные…

Он не дал договорить. Успев стянуть брюки и швырнуть их в сторону, Дэн снова с жаром поцеловал меня, а оторвавшись, прошептал:

— Тшшш, под каждого