доводилось видеть, как люди и за более бредовые идеи кровь проливали — свою и чужую, — сыщик поднял глаза от кривоватых строчек. — Вы пейте чай, пейте!

— Пойдемте, лучше, погуляем в Александровском саду.

— Простите, откажусь. Еще немного поизучаю, а кроме того, мне нельзя с Глебовым разминуться.

— Тогда давайте я хоть окно приоткрою. Свежий воздух полезен для здоровья.

— Да, да, да…

Два дня спустя явился доктор.

— Доброго здра… Гос-споди! Зачем же вы так комнату выстудили? — он закрыл окно. — Давно не спите. Глаза красные, вены на лбу вздулись… Это вредно. Вам надобно подремать хоть пару часов.

— Разве я смогу уснуть, Вятцев?

— Вы из-за убийства императора так переживаете? Понимаю, сам места не нахожу. Это ведь целая эпоха ушла и что там впереди будет, поди угадай…

Мармеладов уставился на него в недоумении.

— Императора убили? Да, припоминаю. Кажется, что-то такое мне уже рассказывали. Но это здесь совсем ни при чем. Вы не поверите, какой шикарный сюжет я обнаружил! Неизвестный летописец утверждает, что тот, кто принесет дюжину жертв языческим богам, обретет бессмертие.

— Это что же, как Кощей?

— Нет, без всяких волшебных иголок в яйце. Просто сможет прожить сотни лет. «И не устрашат его сабли вражеские, гады ядовитые и хворобы». Причем все это время у него будут силы превеликие.

— Но как он ими распорядится — во имя добра или зла? Ведь если даровано кому-то волшебство, что может горы двигать или истреблять армии, трудно будет удержаться на стороне добра. Могущество развращает.

— А если путь к нему изначально пролегает через костры, на которых людей жгут… Возможно ли тут добро? Нет, это чернейшая магия, в которую верили пращуры. Почему в нее вдруг поверили наши образованные современники — вот вопрос, который не дает мне покоя.

— Я не могу поставить диагноз без осмотра пациента, — ухмыльнулся доктор, — но если человек сжигает людей, поверив, что это даст ему магическую силу… Он безумец!

— В последнее время на моем пути встречается слишком много безумцев, — покачал головой Мармеладов. — Иной раз подумаешь, а может все наоборот? Может, это я сошел с ума?

— Выспаться вам надо, вот что! Ложитесь на диван, я покараулю.

— Не сейчас. Но я обещаю, как только разберусь до конца в этой истории…

— Ладно, но вскоре я снова загляну вас проведать. Тогда уж не отвертитесь, силком заставлю! Между прочим, я справился у околоточного надзирателя — не заявлял ли кто о краже ценных вещей из усадьбы в Покровском. Ни словечка не было.

— Глебов вряд ли станет объявлять это кражей. Иначе придется сообщить полиции слишком много подробностей, которые его же потом под монастырь и подведут.

— Но все же, если он с городовыми нагрянет, немедля посылайте за мной. Вызволю из-под ареста. И поспите, вы обещали!

— Да, да, — сыщик махнул рукой на прощание и снова углубился в таблички.

Вятцев тихонько прикрыл за собой дверь.

XI

Утром восьмого марта, когда Мармеладов уже и ждать перестал, к нему в комнату беспардонно ворвались два молодых человека. Оба растрепанные, вихрастые, но на том сходство и заканчивалось. Тот, что постарше, на вид — лет двадцати, одет был в пюсовый[26] армяк, подпоясанный широким красным кушаком. Он остановился у входа, сгреб в кулак жиденькую бородку и застыл. Другой визитер, с еще только пробивающимся пушком на щеках, выступил вперед, набирая побольше воздуха в костлявую грудь. Синяя косоворотка. Тулуп, наброшенный на плечи, так носят кулачные бойцы, когда выходят в Масленицу на площадь — лихо, с форсом, и можно скинуть в любой момент, чтоб движения в драке не сковывал. Мальчишка пыжился выглядеть грозно и свирепо, но в пятнадцать лет это мало кому удается.

— Меня зовут Евграф Павлович Глебов. Верно ли, сударь, что вы изволили забрать мою книгу? — бросил он с вызовом, но голосок дрогнул — вот-вот сорвется, зарыдает.

— Изволил, — подтвердил сыщик, указывая на стол, где лежали дощечки.

— Отдайте! — юноша сорвался на визг. — Сию же минуту отдайте!

Мармеладов сдвинул цилиндр в сторону и сжал рукоять револьвера.

— Садитесь на диван. Оба!

Они подчинились, сложив ладони на коленях, как прилежные гимназисты.

— Поговорим об этих табличках. Безусловно, я верну вашу собственность, но сперва хотел бы прояснить несколько вопросов. Вы живете с теткой, Глебов. Она в курсе вашего увлечения… Э-эм… Древними обрядами?

Евграф покраснел, но вовсе не от намека на ритуальные убийства — ему было стыдно до сих пор обитать под крылом престарелой родственницы.

— Княгиня не знает. Да и не поймет никогда. Она западница. Хоть и русских зодчих наняла, а дом все одно на англицкий манер перестраивает.

— А вы, стало быть, предпочтете деревянный терем? По старинке?

— Да! Мы с маменькой в Суздале в таком и жили. Но потом… Померла родительница. Тетка забрала к себе, но три года подле нее — сплошное мучение. Она деспот! Чуть что против ее слова скажешь… Раньше лозиной секла, а теперь денег не дает. Единственная отрада, запереться в павильоне и читать, — он вскочил на ноги, но тут же плюхнулся обратно, и шепотом попросил. — Верните летопись. Пожалуйста.

— Я внимательно разглядывал эти дощечки. Вот здесь и здесь, — сыщик указал пальцем, — два отверстия. При помощи кожаного шнурка можно стянуть в одну книгу. Судя по толщине, в ней может быть еще девять или десять подобных страниц. Вряд ли больше. Предположим, вы их разделили поровну. Стало быть, «внуков Сварога» всего четверо. Но для чего вы разобрали деревяшки?

Юноши переглянулись, советуясь взглядами — стоит ли рассказать правду. Потом Глебов покосился на черное дуло револьвера и сдался.

— Вы правы. Табличек двенадцать, а нас четверо. Мы с Заболоцким, — бородач привстал и суетливо поклонился, — проживаем в Москве, еще двое приезжают раз в месяц из столицы. Разделили потому, что в книге особая магия…

Он осекся, осознавая, как нелепо прозвучали последние слова, но тут же внутри вспенилась черная злость на распроклятого Мармеладова с его скептической ухмылкой и всех прочих, которые никогда не поймут и не поверят. Злость придала дрожащему голосу