света и, воздев руки ввысь, взываем к тебе, всекрушащий и творящий добро, быть нашим защитником.

– А теперь, по обычаю предков, поднимем кубки вверх, приблизим их к небу в благодарность богу.

Вино разлили по кубкам и разнесли по залу. Виночерпий Генуни подошел к царю и стал наливать вино в принесенный новый кубок, а Тигран и Меружан смотрели, как Генуни, наполнив кубок, отпивает из него, демонстрируя, что вино не отравлено, и медленно подает царю, но тут подошел Васак и отвлек внимание царя и его генерала вопросом:

– Государь, не поступить ли тебе, как велит старая традиция: при назначении наследника престола в государстве объявляется амнистия для осужденных за преступления небольшой тяжести?

– Что ж, не возражаю освободить от наказания таких людей.

Сказав это, царь вновь посмотрел на Генуни. Тот с остекленевшими глазами держал кубок на вытянутой руке. Тигран ощутил угрозу, исходящую от этого человека, в голову стали закрадываться подозрительные мысли, но он отмел их, так как Генуни из знатного рода, дружил с ним с самого детства, а должность виночерпия была в царстве самой почетной.

Подошла Аревик, взяла кубок из рук Генуни и протянула царю:

– Владыка, ты доставил сегодня радость другим, выпей вино и ощути радость сам.

Тигран взял кубок из ее рук, посмотрел на нее, такую чистую и неискушенную, нежную и сияющую, потом снова посмотрел на Генуни, который, видимо, свою правду хотел доказать злом и предательством, поднял кубок и произнес:

– Выпьем за правду, которая всегда побеждает, хотя она опасна, порождает ненависть, а иногда отравляет мысли, но никогда не отступает даже перед лицом смерти!

Затем поднес кубок с вином к губам. От него не укрылось, что глаза виночерпия расширились в нетерпеливом ожидании, и вдруг, опустив кубок, произнес:

– Генуни, попробуй вино!

Глаза Генуни виновато и трусливо забегали, он засуетился и быстро сказал:

– Государь, но я уже пробовал, вино хорошее.

– Выпей еще раз!

Разговоры в зале прекратились, все присутствующие обратили взгляды на виночерпия. Тот безотрывно смотрел на Тиграна, словно мышь на кобру, и стоял как вкопанный.

– Ну! – громко сказал Тигран, протянув кубок.

Генуни медленно подошел, взял кубок, с обреченным видом посмотрел по сторонам и стал пить. Выпив, с глупым выражением лица уставился на царя, на его лице появилась бледная улыбка, но вдруг схватился за горло, задышал быстро, выронил кубок, в страшном поту шаткой походкой пошел, держась за сердце, и, потеряв равновесие, рухнул на пол, повалив стол с посудой.

В зале поднялся шум, люди в смятении обступили Генуни. Конец его был страшен. Он бился в судорогах, изо рта шла белая пена, лицо исказилось до неузнаваемости.

– Такая смерть может быть вызвана только ядом! – выкрикнул Меружан.

– Лекаря! – закричал Артавазд.

Врач Егия всегда находился либо подле царя, либо где‑то рядом. Он вбежал в зал, посмотрел на Тиграна, обернулся на лежащего на полу Генуни, и, встав на колено перед ним, положил указательный и средний пальцы в ямочку между горлом и большой мышцей на шее, измеряя пульс, потом поднял голову:

– Он мертв.

– Это яд? – спросил Тигран.

– Да, судя по всем признакам. Внезапная смерть, судороги, лицо исказилось – все говорит об отравлении.

– Можешь сказать, какой это яд? – спросил царь.

– Какой точно пока нет, возможно цикута или мышьяк, хотя нет, они действую иначе. Я должен внимательно осмотреть тело. Пусть отнесут его в мою лабораторию.

Меружан, опустившись на колено перед телом Генуни, поднял его правую руку и внимательно посмотрел на серебряное кольцо, которое обычно носили мужчины в качестве талисмана или амулета, осторожно откинул камень цвета ягоды кизила и сказал:

– Кольцо с тайником, здесь, несомненно, был яд.

Он встал и приказал отнести тело в лабораторию лекаря. Царедворцы, став свидетелями неудавшегося покушения, в подавленном состоянии продолжали стоять и держать кубки в руках, думая о бренности этого мира и хрупкости человеческой жизни.

Стемнело быстро. По всему дворцу в лампах александрийского стекла и канделябрах горел огонь. В пустом тронном зале столкнулись два министра Васак и Гнуни. Стоя в полутьме, никем не услышанные, они разговаривали, а отблески огня играли на их лицах, высвечивая то загадочное выражение глаз, то неприкрытую обоюдную ненависть.

– Васак, это неслыханно! Новая попытка убийства царя!

– Это произошло накануне объявления наследника.

– Тиграну следовало бы объявить наследника престола немедленно, не дожидаясь нового дня, – сказал Гнуни.

– Обычай требует принести дань божествам, – возразил Васак.

– Среди приближенных кто-то желает ему смерти. – Гнуни внимательно смотрел на Васака. – И я этого так не оставлю!

– У тебя безмерное тщеславие. Есть служба безопасности, она разберется.

– Царь всегда чувствует опасность. Его слова «выпьем за правду» и «перед лицом смерти» были пророческими, – не унимался Гнуни.

– Конечно, он человек проницательный. Наверное, сам бог защитил его от неминуемой гибели! – произнес Васак.

– Род Генуни теперь будет проклят, всех сошлют в высокую Армению на соляные копи, имущество конфискуют, земли перейдут в казну, – сказал Гнуни.

– Да, конец виночерпия позорный. Поделом подлецу!

– Этот каменный лев, который здесь стоит, – Гнуни указал на каменную скульптуру, – так разинул пасть, будто собирается сказать нечто важное или кого-то съесть.

– Думаю, хотел зевнуть, но передумал.

– Действительно, львы в Армении довольно покладистые, не то что в Риме, – загадочно сказал Гнуни.

– В любом случае, придворный лекарь Егия прекрасно разбирается в ядах. Подождем результаты его исследований, – проронил Васак.

– Васак, ты человек исключительного ума, тебе подвластны многие тайны, ты и сам часть тайны, но помни: секреты могут раскрыться в самый неподходящий момент!

– Дорогой друг, как говорят греки, многое может случиться меж чашей вина и устами.

Глава 13

Лукулл, временно освобожденный от военных забот, приводил в порядок римскую провинцию Азия.

– Я не позволю откупщикам и ростовщикам из Рима довести провинцию до несчастного положения, – возмущался он.

Мурена, его легат, умный, храбрый и трудолюбивый генерал и, кроме того, обаятельный человек, сказал:

– Я своими глазами видел, как людей притесняют. Нужда заставляет иных граждан продавать сыновей и дочерей, но в конце концов должники все равно делаются рабами своих кредиторов.

Лукулл возмущенно произнес:

– Мурена, как своему лучшему командиру поручаю освободить притесняемых жителей от этих мучений и положить конец жестоким вымогательствам.

– Слушаюсь, проконсул!

«Ростовщики в Риме, конечно, поднимут громкий вопль, заявляя, что им причинили величайшую несправедливость, – подумал Лукулл. – Несомненно, римский народ предназначен покорять другие народы и править ими для их же счастья, но в Азии предстоят великие дела. Надо склонять на свою сторону провинциалов, заслужить их благодарность».

Лукулл с усердием приступил к насаждению правосудия и законности в покоренных городах, в том числе в Понтийском царстве, но из этого мало что получилось. Волновал же его более важный вопрос. В один из дней он вышел из здания штаба в сопровождении охраны и направился в военную тюрьму, где уже неделю содержали понтийского мудреца Дорилая, советника Митридата.

Двери тюрьмы открылись, и Лукулл прошел внутрь. Камера Дорилая была в подвале, в ней сыро и