например, допустить, что магазин, принимая и обслуживая покупателей, как бы принимает… гостей! Так вот, признав, что покупатель — это гость магазина, и распространив на него нетленные обычаи гостеприимства, сразу придется смириться с тем, что он, покупатель, оказывается в особом положении, ибо равенства между хозяином и гостем не существует.

Таким вот образом Юлька пытается осмыслить окружающее ее в магазине, оценить со своей точки зрения отношения и процессы, происходящие здесь. Она ловит себя на том, что делать ей это с каждым днем все более интересно. Но наверное, и полезно тоже.

Еще Юлька обнаруживает, что некоторые порядки, существующие в магазине, до крайности неудобны. Неудобства эти она замечает вовсе не по причине своей какой-то особой наблюдательности. Их видят все, и все от них одинаково страдают. Но другие, работая в магазине давно, понимают, видимо, неизбежность этих неудобств. Юлька же понять пока не успела.

Чего, например, стоит принятая здесь сменная работа.

Юлька видит, как Антонина Сергеевна во второй половине дня сбивается с ритма, как гаснет, покрываясь серым налетом усталости, ее лицо, и она жалуется, вздыхая, что вот опять отекают ноги.

Лиза значительно моложе Антонины Сергеевны, но и она с трудом выдерживает эту нагрузку. Обычные приветливость и живость испаряются, исчезают, и Лизу бывает не узнать. Угрюмая и замкнутая, она перестает разыгрывать свои роли, а веселые чертенята, прыгавшие в ее зрачках, превращаются во взрослых свирепых чертей, готовых сажать на раскаленную сковородку и правого и виновного, без разбора.

На днях разыгралась такая история. Утро задалось хлопотное: большой завоз товаров, лихорадочная разгрузка, погрузка тары, врач из санитарной инспекции, две контрольные закупки, — все навалилось сразу. Лизе в тот день почему-то особенно не везло. Ставила на машину ящик с порожней посудой — уронила, тащила монолит масла из кладовой — зацепила рукавом за какой-то гвоздь, порвала куртку, санитарный врач увидел эту дыру, стал срамить: «Почему работаете в рванье? Где ваша женская совесть?» Ко всему позвонил муж и сказал, что Кольку из детского сада взять не сможет. Лиза пошла к Калерии отпроситься, но та, злая на весь свет, не отпустила. Бедняга Лиза металась, как затравленная. А потом, взяв чек у покупателя и не вручив покупки, убежала в подсобное помещение и разрыдалась там, словно маленькая. Юлька пошла за ней.

— Лизочка, ты что? Ну не плачь!..

— Не могу я так! — давилась слезами Лиза. — Разве человек я, женщина? На прическу посмотри, на ногти…

Юлька попыталась ее подбодрить:

— Сегодня последний день смены, потерпи. Отдохнешь пять дней…

— Провались они, эти пять дней! — еще горше плакала Лиза. — Проскочат — и снова. Не могу!.. Уйду я отсюда, на производство пойду…

Прозвенел звонок на обеденный перерыв. В подсобку пришла Антонина Сергеевна, быстро разобралась в причине Лизиных слез.

— Может, прикажешь смены каждый день менять?

— А что? — всхлипнула Лиза. — А что?.. До обеда — мы, а после обеда — другая смена. И через неделю наоборот.

— Каждый день пересменок, значит, делать? Ну, изобрела. Забыла про материальные ценности?

— При чем тут они? — поинтересовалась Юлька.

— Да все при том. За них материальщики отвечают перед торгом. Калерия да Маша. А мы у них на внутреннем подотчете. За те товары отчитываемся, что за прилавок нам выдали из кладовок. К вечеру придут девчонки другой смены, и станем сдавать им товар, пересменок будет. А Калерия тем часом выведет, сколько его за нами значится, товара. Не хватит — раскошеливайся, плати.

— Это понятно, — сказала Юлька. — Но почему все-таки продавцы не могут работать по половине дня? Как Лиза говорит. Пусть на внутреннем подотчете, но в две смены каждый день? Я имею в виду — по-человечески?

— Снова здоро́во! Никак и не прошибешь тебя, ей-богу! Пересменок-то часа два-три занимает. Магазин закрывать прикажешь на это время, ай как?

— А если без пересменка?

— Так они и позволили! — протянула Лиза, имея в виду материально-ответственных лиц. — Так и разрешили!

— Не прочувствовала ты, что я тебе сказала про материальные ценности. — Антонина Сергеевна была Юлькой разочарована. — Сама сообрази: сейчас нас трое продавцов в смене, пять дней отработали и все до грамма сдаем. Коли ошибемся, много не выйдет. Кроме того, знаем друг друга, своим доверяем.

— Значит, продавцы другой смены не свои? Они что — враги?

— Типун тебе на язык! — всполошилась Антонина Сергеевна от таких слов, замахала на Юльку руками. — Ох ты и горчичник! — И Лизе: — А ты тут чего огонь разводишь? Юля — ладно, она только пришла, многого не понимает, а ты?

Лиза сотряслась от нового приступа плача:

— Уйду я, уйду! Нормальной жизни хочу!

Антонина Сергеевна подошла к Лизе, погладила по плечу и выдохнула вдруг с тоскливой усталостью:

— Да пропади оно пропадом! Тоже уйду, ей-богу, право!..

Мысль об изменении порядка смен не оставляла Юльку в течение многих дней. Отношения, которые утверждали этот порядок, казались Юльке несправедливыми и далеко не безобидными, поскольку уже заранее на всякий случай предполагали недобросовестность всех людей подряд, рождали недоверие между ними.

Юлька решила поговорить с кем-нибудь еще, чтобы до конца уяснить себе этот проклятый вопрос со сменами. Но с кем? С директором? С Иноземцевым? Пожалуй, преждевременно. Она остановилась на Майе. Та не первый день работает в магазине и, надо думать, на себе испытывает неудобства и трудности, связанные с чередованием смен по пятидневкам.

Еще днем Юлька договорилась с Майей, что домой после работы они пойдут вместе. Так и сделали.

— Конечно, Лиза права, — сказала Майя, когда Юлька поделилась с ней Лизиными соображениями. — Только материальщики не согласятся. Горой встанут.

— Почему?

— Спокойней им так, понимаешь? Когда есть пересменок, спокойнее.

— Не улавливаю, — призналась Юлька. — Сейчас три продавца отчитываются, а будут пять. Какая разница?

— Большая. При пересменке происходит передача товаров от одной смены другой. Тут уж никто ничего не пропустит, ошибки исключены. А при обыкновенном учете такой же тщательности добиться трудно. Вообще-то, конечно, можно, вопрос техники. Но все равно материальщикам это не с руки, лишняя канитель.

— И что делать? — спросила Юлька. — Работать по четырнадцать часов?

— Законом допускается суммированный учет рабочего времени. Трудовое законодательство сдала, знаю. Число рабочих часов за месяц у нас не превышает нормы. Так что формально все правильно.

— А не формально?

— Плохо, не спорю. — Майя взяла Юльку под руку. — А ты человек, честное слово!

Они посмотрели друг на друга. Как-то очень хорошо посмотрели. Возникшая между ними с первого дня симпатия сегодня углубилась еще и взаимным пониманием. Было обеим это приятно до чрезвычайности.

А на следующий день в маленьком своем кабинетике с зарешеченным