Саша вскрикнула и села на кровати. Ее била дрожь. Она не сразу поняла, где находится, и только когда увидела спящего Филиппа, то вспомнила, что вечером из ресторана они решили ехать к нему, а не к ней, потому что утром он летит в командировку в Новосибирск и надо успеть собраться.

От ужаса, пережитого в дурном сне, губы у Саши пересохли. Она спустила ноги с кровати и босиком пошла в кухню. По пробковому полу шла бесшумно, только споткнулась о свои туфли, брошенные у порога, и чуть не упала.

Туфли она сбросила в таком неподходящем месте потому, что за вчерашний вечер они довели ее до полной досады. Она надела их впервые, и неудобны они оказались так же, как и красивы. Высокие, почти как сапоги, и при этом прозрачные, и ноги выглядят в них так, будто в стаканы вставлены. Глаз не отведешь, но передвигаться в таком авангардном изделии трудновато, особенно если не забывать, что твоя походка должна быть легкой и привлекать всеобщее внимание.

«А вот и пора мне об этом забывать, – уныло подумала Саша. – Обо всей этой суетности. Может, в монастырь уйти?»

То, как провела она вчерашний вечер, к монастырю не располагало. И шампанское, без меры выпитое в ресторане, и любовь такая бурная, что после нее пришлось менять разорвавшуюся простыню, и, как следствие, нелепый и страшный сон…

Бутылку с водой Саша достала из холодильника, в стакан бросила лед и стала пить большими глотками, наслаждаясь холодом и тем, что может не удерживать себя от больших глотков. Хоть чем-то надо же наслаждаться.

Скука стояла перед нею, как самый страшный ночной призрак. Скука жизни, то, что она ненавидела в восемнадцать лет, чего стала бояться в тридцать и что теперь, в сорок, подступило к самому ее горлу, несмотря на все усилия, которые она с ранней юности прилагала, чтобы этого не случилось никогда.

Эти усилия не были мимолетными и случайными, она совершала их сознательно. Даже в те годы, когда ее страх перед скукой был еще отвлеченным, потому что жизнь расстилалась перед нею как пространство, обещающее одни сплошные чудеса.

Курица в соли оказалась важным событием в ее жизни: вскоре после ее приготовления Саша вышла замуж.

– Зачем ты за него выходишь, я еще могу понять, – сказала по этому поводу мама. – Но вот зачем он на тебе женится, это для меня загадка.

– Ну что ты говоришь, Алиция! – Нора даже обиделась, услышав такое. – На ком и жениться, если не на Сашеньке? Любому за счастье.

– Любому лестно иметь красивую жену. А насчет счастья можно поспорить.

Мама скептически относилась к утверждениям психологов, что детей, мол, надо постоянно хвалить, уверять, что лучше, чем они, никого на белом свете нету, причем в любой сфере жизни, в какую ни кинься. Сашу она хвалила редко, в отличие от Норы, которая с полной искренностью восхищалась не только своей Любой, но и Сашенькой, и Кирочкой, не говоря уж про Федора Ильича. Но Норино детство прошло среди людей грубых, жестоких, не понимающих, что такое душевные движения, и не умеющих направлять их на близких. Поэтому не приходилось удивляться, что ее восхищали люди совсем другие, с которыми жизнь свела ее только в юности и к которым как раз относились Иваровские, Тенета, Кузнецовы – все, кого она так преданно и самозабвенно любила.

В общем, Сашино замужество не показалось маме причиной для похвалы. Хотя, с точки зрения большинства людей, только что выкарабкавшихся из советской убогой жизни, его следовало считать удачным. Если тебе делает предложение австрийский гражданин и готов этот гражданин обеспечить тебе безбедную жизнь, а главное, возможность заниматься любимым делом без всякой оглядки на деньги и прочую житейскую прозу…

– И вообще, я его люблю! – заявила Саша в ответ на мамин скепсис.

Ну да, конечно, того сумасшедшего восторга, который она испытывала, впервые в жизни влюбившись в вулканолога Вадима, австрийский гражданин Франц фон Каузениц у нее не вызывал. Но ведь тот восторг прошел без следа, то есть был фантомом, а Франц не фантом, он умный, приятный, в каждом его слове и жесте чувствуется интеллигентность и то, что бестактные люди называют породой, как будто речь о собаке или лошади, но что, по сути, порода и есть.

Может быть, они будут жить вместе долго и счастливо и умрут в один день. Может быть, сложится как-нибудь иначе. Что толку заглядывать в будущее? Бессмысленное занятие.

То, что Франца поразила курица в соли, казалось Саше признаком чувства юмора. Вскоре, правда, выяснилось, что курица его действительно поразила, была воспринята как кулинарное совершенство, и ничего смешного он в ней не нашел. Но и после того как это выяснилось, Саша в нем не разочаровалась. Он был мягкий, тонкий и понимал ценность чувств.

– Что он будет с тобой делать? – заметил по поводу этих его качеств папа, когда приехал на свадьбу и познакомился с будущим зятем.

Можно подумать, сам он жесткий, грубый и глухой к чувствам! Совсем наоборот. И ничего, делает же что-то с мамой, двадцать пять лет уже вместе.

Несмотря на поспешный брак – перед тем как Франц сделал ей предложение, они были знакомы неделю, – Саша не была настроена на непременный развод, как были на него почему-то настроены чуть не все ее знакомые девчонки. Болтали когда-то на даче, собравшись на веранде, рано надо выходить замуж или лучше попозже, и Рита Семилейская сказала:

– Я в восемнадцать выйду. Или даже раньше.

– А если ошибешься? – рассудительно заметила Кира. – В восемнадцать лет ничего еще не понятно. Ни про себя, ни тем более про мужчин.

– А я на всю жизнь, что ли, замуж собираюсь? – засмеялась Рита. – Год поживу и разведусь. Жизнь длинная, все равно сто раз разводиться придется.

И все с ней согласились, а Кира даже если не согласилась, то не стала возражать, хотя обычно возражала всем и по любому поводу, потому что по любому поводу у нее имелось собственное мнение. Но ко всему, что лежало в любовной области, она относилась с опаской, так как область эта была для нее темным лесом.

Саша не возражала тоже, но по другой причине: она считала, что Ритка неправильно оценивает свою внешность и умственные способности – сто замужеств в течение жизни вряд ли ее ожидают. Так оно впоследствии и оказалось: Рита первый раз вышла замуж в тридцать шесть лет, через два года развелась, после развода оказалась на улице, потому что из своей квартиры муж ее выгнал, а родительскую она продала, чтобы у него был начальный капитал для собственного дела. Она стала пить и еще через два года умерла – зря ей казалось, что жизнь длинная…

Но все это еще даже не маячило впереди, понятно было только, что будущее состоит из сплошного счастья, и, выходя замуж за Франца, Саша ничего наперед не загадывала. Зачем, если и настоящее вполне увлекательно?

Свадьбу играли в том самом доме, по соседству с которым она колотила соляную курицу о камни. Была весна, солнце сияло над головой, Альпы сияли невдалеке, гости сидели за длинными столами во дворе, некоторые женщины пришли в старинных крестьянских льняных платьях с вышивкой, хотя происходили из самых что ни на есть аристократов, как и жених…