Это было дьявольски хитроумное мошенничество, которое потребовало долгой и кропотливой проработки.

Прервать охоту уже на первом этапе! Но сделать это так чтобы комар носа не подточил. Крошечные цифры, доверчиво — и торопливо — записанные неведомыми чиновниками иммиграционной службы более тридцати лет назад. Списанные с давным-давно уничтоженных документов, многие из которых были, несомненно, фальшивыми. И теперь уже бесполезно пытаться восстановить, подтвердить или опровергнуть верность этих записей. Время и тайные заговоры сделали это попросту невозможным. Чего же тут удивляться, что в документах не оказалось никого, кто хотя бы отдаленно напоминал фон Тибольтов! Боже, Боже, ну и обман!

Ноэль достал зажигалку, чтобы осветить страницу, на которой его острый глаз заметил множество маленьких исправлений.

— Сеньор! Это запрещено! — громовым голосом произнес переводчик у него за спиной. — Эти старые листы легко воспламеняются. Мы не можем рисковать.

И тут Холкрофту все стало ясно. Так вот почему в этой каморке такой тусклый свет, вот почему тут нет окон!

— О, разумеется, — сказал он, убирая зажигалку. — Наверное, и эти ящики нельзя выносить из этой комнаты?

— Нельзя, сеньор.

— И разумеется, здесь нет дополнительных ламп, а у вас нет фонарика. Не так ли?

— Сеньор, — прервал его переводчик вежливо, даже обиженно. — Мы провели с вами почти три часа. Мы старались оказать вам посильную помощь, но, видите ли, у нас есть иные дела. Так что если вы закончили...

— Полагаю, вы могли предвидеть итог моих поисков заранее, — бросил Холкрофт. — Да, я закончил. Здесь.

Он вышел на залитую солнцем улицу, пытаясь осмыслить происходящее. Мягкий океанский бриз погасил в нем гнев и отчаяние. Он двинулся по белой набережной, за которой расстилались золотые пески Гуанабары. Время от времени Холкрофт останавливался и, перегнувшись через перила, смотрел на игры взрослых и детей на пляже. Красивые люди, купающиеся в солнечных лучах, и сами ослепительные, как солнце. Изящество искусно сочеталось в них с самодовольством. Здесь повсюду витал аромат денег, о чем свидетельствовали золотистые, умащенные маслом загорелые тела, многие из которых были слишком совершенных форм, слишком красивы, лишены физических изъянов. И все же-в чем своеобразие этого места? Если и было в Копакабане нечто особенное, оно ускользало от Холкрофта.

Он миновал отрезок пляжа перед отелем и скользнул взглядом по стене гостиницы, пытаясь найти свое окно. В какой-то момент ему показалось, что он его нашел, но потом понял, что ошибся. В окне за занавеской маячили две фигуры.

Он вернулся к перилам набережной и закурил. Пламя зажигалки заставило его вновь вспомнить о ящиках с документами тридцатилетней давности, которые так тщательно «прооперировали». Неужели все эти изменения были внесены только из-за него? Или и раньше кто-то уже искал фон Тибольтов? Какой бы ни был ответ на этот вопрос, Холкрофту надо искать другой источник информации. Или источники.

La comunidad alemana. Холкрофт вспомнил, что говорил ему бразильский атташе в Нью-Йорке. Атташе сказал, что в Бразилии есть три-четыре семьи, которые выступают в роли верховных арбитров во всех делах немецкой общины. Ясно, что они-то должны знать все тщательно оберегаемые секреты. Люди скрывают свои подлинные имена... Иностранец, приезжающий в Рио-де-Жанейро в поисках исчезнувших немцев, подвергает себя большой опасности... «La otra сага de los alemanes». Они защищают друг друга.

Но ведь опасности можно избежать, подумал Ноэль. Хотя бы дав такое объяснение, какое он дал переводчику в министерстве иммиграции. Он много путешествует, так что нет ничего невероятного в том, что кто-то, зная, что Холкрофт отправляется в Бразилию, попросил его разыскать семейство фон Тибольт. Кто же это может быть? Человек, который ведет конфиденциальные дела, адвокат или банкир. Кто-то, чья собственная репутация не подвергнется никакому сомнению. Еще не успев все обдумать, Холкрофт понял, что, на ком бы он ни остановил свой выбор, такой вариант прикрытия будет вполне подходящим.

Вдруг ему в голову пришла догадка, как найти подходящего кандидата. Хоть это и рискованно, но в этом есть даже некая ирония. Ричард Холкрофт, его отчим! Биржевой брокер, банкир, морской офицер... отец. Человек, который некогда подарил вторую жизнь женщине с ребенком. Бесстрашный человек, не опасавшийся запятнать себя...

Ноэль взглянул на часы. Десять минут шестого — начало четвертого в Нью-Йорке. Конец рабочего дня в понедельник. Он не верил в счастливые приметы, но вот ему дано такое знамение! Каждый понедельник Ричард Холкрофт бывает в Нью-йоркском атлетическом клубе, где играет с друзьями в карты, сидя за дубовым столом в баре, и вспоминает старые денечки. Ноэль может позвать его к телефону, поговорить с ним и попросить о помощи. Разговор должен остаться в секрете, ибо конфиденциальность не только обеспечивала ему «крышу», но и гарантировала безопасность. Итак, кто-то попросил Ричарда Холкрофта — человека с солидной репутацией — установить местонахождение семейства фон Тибольт в Бразилии. Зная, что его сын едет в Рио, этот некто вполне естественно обратился к Ричарду с просьбой заняться расследованием. Дело строго конфиденциальное, в детали вникать не надо. Никому бы не удалось отвадить любопытных лучше, чем это мог сделать Дик Холкрофт!

Но только Альтина не должна об этом знать. Сделать это будет трудно. Дик ее обожает, и у них нет тайн друг от друга. Но его отец — то есть, тьфу, отчим! — не откажет ему, если на то будет особая необходимость. Пока, во всяком случае, он никогда ему не отказывал.

Ноэль двинулся по мраморным квадратам пола гостиничного вестибюля к лифтам, не обращая внимания на окружающих и думая о том, что скажет отчиму. Он вздрогнул от неожиданности, когда какой-то толстяк — явно американский турист — хлопнул его по плечу.

— Эй, тебя зовут, приятель! — Он указал на стойку портье.

Тот смотрел на Ноэля, держа в руках уже знакомый желтый конверт. Портье отдал конверт мальчику-лифтеру, и тот со всех ног бросился к Ноэлю.

В конверте лежал клочок бумаги с незнакомым именем:

«Карарра». Ниже был записан номер телефона. И все. Холкрофт изумился. Странно, что ему ничего не просили передать. Так в Латинской Америке дела не делаются. Сеньору Карарре придется подождать. А ему надо дозваниваться в Нью-Йорк: придумывать себе новую «крышу».

Войдя в номер, Холкрофт снова взглянул на записку Карарры. Он сгорал от любопытства. Кто же такой этот Карарра, который рассчитывал, что Холкрофт перезвонит ему, хотя имя этого человека ничего ему не говорило? С точки зрения латиноамериканских нравов, подобный жест считался не только невежливым, но даже оскорбительным. Впрочем, отчим может подождать несколько минут, пока. Ноэль не выяснит, в чем дело. И он набрал номер.

Карарра оказался не мужчиной, а женщиной, и, судя по ее тихому дрожащему голосу, она была очень испугана. По-английски она говорила сносно — но не более того. Впрочем, какая разница? Выражалась она ясно.