— Почему ты думаешь, что я для Сатоши ни чего не значу?

— Потому что в других клубах я встречаю его чаще, чем в твоём.

Неожиданно Ишиваки отзывает меня со стола, а вместо меня приводит Немцу очень худенькую и смуглую брюнетку, которая приехала совсем недавно, но уже успела стать популярной. Удивившись, я подумала, что кто-то из старых гостей решил меня заказать, но Ишиваки подводит меня к столу, за которым сидит незнакомый мне мужчина лет шестидесяти.

— Свободный гость! — говорит Ишиваки.

Вот скотина! Специально подсадил к моему лучшему гостю, пользующуюся успехом хостос, в надежде, что она его у меня отобьёт, а меня отсадил за другой стол, чтоб не мешала! Только напрасно старается! Во-первых, Немец западает исключительно на блондинок — голубоглазых и курносых, а во-вторых, эта девица двух слов связать не может, при чём не только по-японски, но и по-русски, а Немец любит поболтать.

Новый гость мне сразу же не понравился — слишком пафосный, однако он мною заинтересовался и стал проводить интервью: как зовут? Сколько лет? Из какого города приехала? Есть ли муж и дети? Кем работала в России? И коронный вопрос — есть ли уже японский любовник? Ха! Наивный! Если — да, то кто ж здесь признается?

Закончив меня интервьюировать и рассматривать, пожилой джентльмен выдаёт следующее резюме:

— У тебя очень привлекательное лицо и по-японски ты хорошо говоришь… Вот только похудеть тебе нужно — килограмм на пять, а лучше на восемь, тогда, уверен, ты станешь самой популярной в этом клубе, а я тебя сделал бы своей любовницей…

Вот счастье то!

— Да, перспектива не плохая, — отвечаю я, — есть только одно “но”, если я стану здесь самой популярной, то смогу позволить себе любовника помоложе…

— Сумимасэн! — кричит старикашка, подзывая Ишиваки — тот сразу же прибегает, — Уберите её — она мне дерзит.

Ишиваки тут же забирает меня со стола и возвращает Немцу, который сидит, насупившись, разглядывая Бэнджика, на этот раз исполняющего что-то из японского репертуара.

— Она не понимает по-японски, — жалуется мне Немец, как только я сажусь рядом.

— Ну, ничего не поделаешь! — отвечаю я, улыбаясь, и веселю своего кавалера пересказом диалога, который у меня приключился только что.

Потом, чтобы не показаться стервой, обращаю внимание на новенькую девочку, спрашиваю, будет ли она фрукты — она отказывается.

— Не предлагай ей фрукты, — шепчет Немец мне на ухо, хотя девушка всё равно не смогла бы понять его слов, даже если бы услышала, — Мне кажется, что она еврейка…

— А мне кажется, что ты — Гитлер.

Ишиваки не сдаётся — забрав брюнетку, он приводит за стол другую новенькую — ту самую с Украины, которая вчера после работы поправляла макияж. Высокая, с длинными светло-русыми волосами — она тоже нравится гостям, и Немца в первый момент заинтересовала, но я и на этот раз беспокоиться не стала. От фруктов она не отказывается, и когда я для неё накладываю их полную тарелку, начинает есть, поглядывая на сцену и игнорируя попытки Немца наладить контакт. Действительно, чего ради тратить своё обаяние на какого-то задрипанного старикашку?

— Шуганай! — снова говорю я Немцу своё любимое японское слово, когда он обращает ко мне разочарованную физиономию, — Она тоже не понимает по-японски!

7.

В десять часов стафы начинают обходить столики, спрашивая гостей, продлевают ли они время или уходят. Примерно половина остаётся (Моричка, Парикмахер и Чубчик, которого пересадили за другой стол), другая половина (Бэнджик, Шурик и старикашка, который не прочь стать моим любовником, если я похудею) уходит. Немец долго колеблется — ему хочется спать и одновременно подольше побыть среди людей после одинокой жизни в берлинском особняке. Я уговариваю его выспаться, а уже завтра посидеть в клубе подольше (на самом деле, терпеть не могу долго сидящих гостей — они мне надоедают и начинают раздражать).

Я проводила Немца и собралась отдохнуть на вэтинге — так называется место, отгороженное от остального клуба стеклянной стеной, где сидят девушки, для которых на данный момент нет гостей, но Ишиваки решает, что я ещё не наработалась и ведёт меня за столик к … Чубчику! Того аж перекосило! В первый момент он явно хочет попросить Ишиваки, посадить к нему какую-нибудь другую хостос, но удерживается от этого, по видимому решив, что это будет выглядеть, как проявление слабости. Его любовницу Ишиваки повёл за стол к другому гостю, заказавшему её, а я пожимаю Чубчику руку (так положено по правилам клуба) и сажусь рядом.

Две минуты сидим молча, глядя вперёд перед собой, потом я заговариваю:

— Ну, как дела? Как настроение?

— Спасибо, хорошо. А у тебя?

— Тоже не плохо.

Ещё две минуты молчим.

— Ну, а как дела у нашего общего друга — он уже стал миллионером?

— О, нет! Дела у него идут не важно — он терпит убытки.

— Он вернул тебе деньги, которые ты ему одолжил?

— Нет — не смог.

— Грохнешь его? — спрашиваю я, шутя.

— Нет, — отвечает Чубчик серьёзно, — Он очень старается, но у него нет коммерческого таланта — он не бизнесмен, а актёришка, и с этим ничего не поделаешь… А убивать его жалко — всё-таки мы уже пятнадцать лет знакомы.

В этот момент в клуб входит Папочка или, как я его ещё называю Гуд Фадер — Крёстный Отец, при чём не один, а со своей бандой — почти дюжиной головорезов. Гуд Фадер — шестидесяти пяти летний, слегка упитанный и мягкотелый мужчина, всегда чистенький, аккуратно причёсанный, в костюмчике. По слухам — предводитель банды якудз. Сам он это отрицает но, не очень стараясь выглядеть убедительным. Он мой гость уже вторую поездку. Наши отношения напоминают игру в поддавки. Раз в неделю Папочка назначает мне свидание на Гинзе — это самый шикарный район Токио, переполненный неоновыми огнями, туристами, дорогими магазинами, ресторанами и рекламными плакатами с изображением голливудских кинозвёзд. Я приезжаю на такси к одному из центральных супермаркетов и жду его около входа, он приходит, покупает мне какой-нибудь подарок в пределах пятидесяти — шестидесяти тысяч йен и ведёт в ресторан, в котором все служащие прибегают с ним поздороваться. Сам он там никогда не ест, только смотрит, как ем я, и пьёт виски, разбавленное водой. И никогда не платит. Потом мы долго идём переулками к такси, ожидающему нас в определённом месте, и отправляемся в клуб.

Он говорит, что мечтает о том дне, когда я наконец-то стану его любовницей, но — увы! Он так занят! У него есть время только на то, чтобы сводить меня поужинать, а в те дни, когда у него появляется свободный часок, у меня, как назло, начинаются месячные! Иногда, он назначает мне свидание на три часа дня, но в последний момент всегда отменяет его или переносит на более поздний час, так что у нас опять остаётся время только на ужин! Я подыгрываю ему, делая вид, что верю в то, что он меня хочет, а он делает вид, что верит в то, что я его хочу.