но они не были полупрозрачными. Очень бледными, почти белыми. Но все-таки не прозрачными. Миша пощупал свое тело и выдал вердикт:

— Ты знаешь, кажется я вполне живой.

— Правда?

— Ну конечно! Только башка раскалывается.

Он дотронулся до свежей раны на голове и сморщился от боли.

— Господи, Миша, а я-то подумал, что вижу твой призрак!

От радости я хотел броситься ему на шею. Это не в моем стиле, но тут был железный повод. Однако Миша остановил меня, выставив ладони перед собой.

— Погоди-погоди, малой. Я и так себя неважно чувствую, а тут ты еще меня задушишь. Слушай, что вообще происходит и как мы здесь оказались?

— Это долгая история.

Я заметил, что голос мой дрожит. Только теперь от холода, а не печали. Пальцы уже совсем задубели. Я начал пританцовывать на месте и бить себя по бокам. Как бы все себе не отморозить. Где там эта проклятая рыжая девка? Она собирается вытаскивать нас отсюда?

— Ладно, расскажешь потом. А сейчас надо выбираться отсюда.

— Дверь закрылась. Нам не выйти.

— А запасной рычаг? Мне говорили, тут должно быть аварийное открытие, если человек застрял внутри.

— Ну, это ты здесь работаешь, ты должен знать где этот чертов рычаг.

— Кажется, я проспал, когда нам объясняли это на технике безопасности. Ах да! У нас ее просто не было.

— Просто прекрасно! Ну, давай попробуем найти.

Мы обшарили все заледеневшие стены, но так и не нашли аварийный рычаг или кнопку. То ли здесь такого не было, то ли все было замаскировано. А как именно — знали только постоянные сотрудники.

— Еще есть идеи? — проворчал я.

Холод уже становился невыносимым. Кажется, у меня вот-вот отвалится нос. Губы дрожат так, что говорить тяжело. И все тело бьется в ознобе. И вдруг сильно захотелось спать. А вот Миша, кажется, держался бодрячком. Странно, обычно он паникует или ругается, когда что-то идет не так. А сейчас почему-то трезво и спокойно рассуждает. Похоже, удар по голове пошел ему только на пользу.

— Телефон у тебя есть? — спросил он.

— Нет, остался снаружи. Эта дура Аканэ заставила меня положить телефон на пол.

Я уже дрожал так сильно, будто у меня припадок. Невозможный холод!

— Не стой на месте, — посоветовал Миша, — Двигайся, приседай. Только не стой.

— И ты тоже.

Миша начал активно двигаться. Но по нему все еще не было видно, будто он ужасно замерз. Как-то все странно. Наверно, это у меня просто мозги уже путаются. Я ужасно хочу спать. Миша прав — надо двигаться, вырабатывать тепло. И заставлять себя думать.

Вместе с Мишей я начал приседать, двигать руками, вращать корпусом. Даже пробежался трусцой по всей морозилке.

— Здесь есть фольга, — заметил Миша.

Действительно, в углу лежал огромный, блестящий лист фольги. Наверно, для упаковки.

— И что с ней делать? Обмотаться?

— Да.

— Зачем? Что за чушь.

— А у тебя есть другие варианты, во что завернуться? Используй все, что есть.

Почему он так странно разговаривает со мной? Так серьезно и рассудительно. Не похоже на него. И почему у него голос все еще не дрожит от холода? Опять эти вопросы… Я не могу думать, я хочу только спать.

Шатаясь, я подобрался к фольге, схватил край и замотался в нее, словно гусеница. Или блестящая новогодняя елка. Я так устал, что даже не подумал о том, что Мише тоже надо так сделать.

На меня напала такая дикая истома. Я бессильно опустился на ледяной пол.

— Нет-нет, ты не должен сидеть или стоять. Двигайся! Двигайся!

— Слушай, Миша, — с трудом произнес я, — Мы должны прижаться друг к другу. Так делают, когда замерзают.

У меня уже заплетался язык. А перед глазами все темнело. Красноватое, слабое освещение от лампочки как будто становилось полностью черным. Я уже даже не видел Мишу рядом с собой, только слышал.

— Вряд ли это сейчас поможет, парень.

Я равнодушно пожал плечами. Мои глаза уже почти полностью закрылись. Я даже не заметил, что уже лежу, а не сижу.

— Послушай меня, Рэйдэн, послушай очень внимательно!

Остатки сознания ненадолго проснулись.

— Что? Откуда ты знаешь мое настоящее имя?

Ведь Миша всегда знал меня только как Рому. Что происходит?

— Послушай меня, — настойчиво повторил Миша, — Тебе нельзя засыпать. Ты должен оставаться в сознании. Слушай мой голос и не засыпай.

— Миша, Миша…

— Рэйдэн, ты должен выжить! Ты должен уничтожить клан Дракона. Так ты освободишь всех, кого шантажируют и держат в должниках. А еще ты отомстишь за убийство отца. И за себя тоже отомстишь. За то, что они обманом заставили тебя убивать людей. Ты выживешь и отомстишь! Только не спи.

Не спи…не спи…

Я провалился в темноту. Похоже, я все-таки уснул.

Очнулся я от того, что меня грубо трясли и били по щекам. Все еще было очень холодно. Но мне растирали руки и ноги, закутывали в теплый плед.

Я с трудом приподнял тяжелые веки. Перед глазами все расплывалось. Наконец, я понял, что вокруг меня суетятся несколько парней в черных костюмах. На лицах жуткие, японские маски. Рядом я заметил напряженное лицо Аканэ, освещенное голографическим экраном.

— Ну и как он? — спрашивала она.

— Жить будет. Надо только отогреть.

— Еще немного и не откачали бы.

— А вот второй давно уже помер. Тем лучше. Выглядит как несчастный случай. Убирался и случайно закрыл себя в морозильной камере.

— Оставим его здесь. Завтра найдут.

Я не сразу понял, о ком они говорят. Потом резко вспомнил. Миша!

Я повернул голову и с болью увидел, что Миша лежит все в той же позе, в какой его оставила Аканэ. Он действительно совсем уже окоченел. На его лице и голове застыла кровь.

Значит, он не вставал с того момента, как эта проклятая Аканэ убрала от него меч. Выходит, я все-таки видел его душу? Но почему она не была прозрачной?

— А парень живучий, — заметил один из незнакомцев в маске, — Удивительно, что он до сих пор не замерз. Он был заперт очень долго.

Кажется, я начинал понимать, что это было. Мой мозг умирал и, хватаясь за жизнь, породил образ живого Миши в моем сознании. Я слышал о таких вещах. Мозг не хотел принимать страшную правду и создал такую проекцию. Через Мишу я словно убеждал самого себя продолжать бороться. И теперь понятно, почему Миша якобы знал мое настоящее имя и всю эту историю про месть клану.

Когда меня начали поднимать, я что-то прохрипел, указывая на Мишу. Но парни лишь ухмыльнулись. Меня потащили к выходу, а мой несчастный