Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я сказал «добрый день, мистер Укридж», – сказал человек, внезапно возникший у нашего столика, и я увидел, что челюсть Укриджа устремилась вниз, как скоростной лифт. И я не удивился, потому что это был седеющий мужчина со странно изогнутыми губами. – Я давно вас разыскиваю в надежде снова вас увидеть. С вашего разрешения я хотел бы получить шестьдесят фунтов.
– У меня нет шестидесяти фунтов.
– Поистратили, э? Так посмотрим, что у вас есть, – сказал его собеседник, выворачивая содержимое бумажника на скатерть и ловко пересчитывая его. – Пятьдесят восемь фунтов, шесть шиллингов и три пенса. Почти искомая сумма.
– Но кто заплатит официанту?
– А! Вот этого мы не знаем и не узнаем никогда, – ответил его собеседник.
Но я-то знал и с тяжелым сердцем опустил руку в брючный карман за тоненькой пачкой однофунтовых бумажек, на которые рассчитывал дотянуть до конца следующей недели.
© Перевод. И.Г. Гурова, наследники, 2011.
Покидая редакцию журнала «Мой малыш», неустанно формирующего мысль в детских Британии, Бинго Литтл был невесел. Вечер пленял красотой, редкой для английского лета, но сердце на нее не отзывалось. Небо улыбалось, Бинго – нет. Солнце смеялось, Бинго усмехался. В самом лучшем случае.
Когда его жена, романистка Рози М. Бэнкс, пристроила мужа в «Малыша», она посоветовала не спорить об оплате, а брать, что дают. Бинго так и делал, радуясь тому, что у него есть хоть какая-то мелочь. Однако возникли осложнения. Увидев во сне свою тетю Миртл, супругу покойного Дж. Дж. Бинстока, которая плясала в бикини перед Бекингемским дворцом, он поставил месячное жалованье на Веселую Вдову, и та пришла пятой. Тем самым у него осталось четыре шиллинга три пенса. Он пошел к Перкису, издателю. Тот недоверчиво на него взглянул.
– Что-что? – спросил он таким тоном, словно чей-то острый зуб впился ему в ногу.
– Подбодрили бы, – развил тему Бинго, – выразили доверие. Не прогадаете… – И он осторожно снял пушинку с хозяйского рукава.
Ничего не вышло. Мистер Перкис, одну за другой, перечислил причины отказа, и его ближайший помощник, можно сказать – правая рука, уныло побрел домой.
Особенно терзало его то, что жена не могла принести утешения. При обычных обстоятельствах он бы выплакался у нее на груди, но она уехала с матерью в Брайтон, где обе кончили школу.
Что же делать целый вечер? На четыре шиллинга не разгуляешься. Лучше всего заглянуть в клуб «Трутни», пообедать и пораньше лечь. Проходя по Трафальгарской площади к Довер-стрит, где этот клуб расположен, Бинго услышал крик, а там – увидел исключительно красивую девушку того удалого вида, какой присущ им в наше смутное время, особенно если они рыжие.
– Привет, – сказал он с легким смущением, вполне уместным, когда женатого человека окликает красивая девушка. Звали ее Мэйбл Мергатройд, а виделись они в игорном клубе, который просвещенная мысль еще не ввела в рамки закона. Там их настигла облава, и они провели приятные полчаса в чьей-то бочке по соседству. Леди Мэйбл явно помнила эти события.
– А, черт меня дери, да это же Бинго! – вскричала она. – Как жизнь? В бочках не сидели?
– Нет, – отвечал Бинго.
– Равно как и я. Что-то они мне прискучили. Тоска и скука. Я перешла на политику.
– Хотите пройти в парламент?
– Что вы! Борюсь с бомбой.
– С какой?
– С такой, которая нас всех прихлопнет, если дать ей волю.
– А, слышал! Неприятная штука.
– То-то и оно. Вот мы и протестуем. Называется Олдермастонский поход.
– Поход? Значит, идти надо?
– Зато для души полезно. Да и вообще мы много сидим.
– Сидите?
– Да.
– Где?
– Где придется. Здесь, например.
– Посреди площади? А как же полиция?
– Хватает нас пачками.
– Что ж тут хорошего?
– То есть как? Утром – статьи во всех газетах, они идут на пользу делу. А, вот и гестапо! – вскричала Мэйбл, схватила Бинго за руку и потащила вниз, перекрыв движение шестнадцати такси, трем омнибусам, одиннадцати частным машинам. Шоферы страшно бранились.
Бинго смутился. Не говоря об ущербе для брюк, он не любил публичности. Не понравилась ему и боль – он прикусил язык, но главное, к ним приближался страж порядка, очень высокий и достаточно хмурый.
Понять его можно. Неделю за неделей он поднимал с мостовой девиц, и нелюбовь к ним перекрывалась только нелюбовью к их спутникам. Словом, через считанные секунды Мэйбл и Бинго оказались в укромной камере, где им предстояло ждать до зари, что же решит правосудие.
Конечно, в камерах Бинго бывал еще студентом, после гонок. Однако теперь он – женатый, почтенный член общества. Мало того, если не хочешь просидеть неделю, плати пять фунтов; а где их взять? Что скажет Рози, он и представить не смел. Вполне сравнится с этой бомбой.
На его счастье, судья оказался из тех, кто смягчает справедливость милостью. Возможно, этому способствовала красота подсудимой. Словом, он отпустил их, ограничившись укором.
Убедившись в правоте псалмопевца, обещавшего наутро радость, Бинго, однако, не совсем понимал чувства подельницы. Она была какой-то озабоченной, если не огорченной. Когда Бинго спросил, почему она не скачет, как холмы, она сообщила, что ее беспокоит реакция Джорджа Франсиса Огастеса Деламера, пятого графа Ипплтонского, приходившегося ей отцом.
– Да он не узнает, – заверил Бинго.
– Он узнаёт все. Прямо шестое чувство! Вас никто ругать не будет?
– Жена могла бы, но она в отъезде.
– Везет людям!
Бинго с ней не согласился. Конечно, они с Рози жили как голубки, но он достаточно знал женщин, чтобы не переоценивать горлинок. При всей своей кротости миссис Литтл могла, если надо, уподобиться одному из тех ураганов, которые особенно неприятны у мыса Гаттерас. К счастью, она не узнает, что он провел ночь в полиции с рыжей красоткой.
Размышляя о том, что мир этот не из лучших, хотя терпеть его можно, он пришел на службу и сел к столу. Да, он не выспался и не позавтракал, но стал как-то чище, глубже. Когда он читал письмо Тони Бутла (12 л.) об ангорском кролике Кеннете, раздался звонок.
– Бинго? – сказала Рози.
– А, привет. Когда ты приехала?
– Только что.
– Как дела?
– Ничего, неплохо.
– Мамаша Перкис выступала?
– Да, миссис Перкис сказала речь.
– Видела много подруг?
– Да…
– Это хорошо. Вспоминали, наверное, как Мод и Анджелу застали с сигаретой за спортивным залом.