но тот отказал, потому что Шабнам тогда ещё не было и восемнадцати лет. Ослеплённый любовью к белокожей и синеглазой красавице, Асад на протяжении трех лет с каждым караваном ездил из Ангурана в Аброр. Наконец, их свадьбу сыграли на Навруз в Аброре. Султан Хоким тоже приехал на свадьбу, которая продолжалась семь дней и ночей.

Покинув Аброр после свадьбы, караван султана Ахоруна вместе с торговым караваном три недели шел назад в Ангуран. На четвёртой неделе они остановились на обычном месте стоянки караванов — на плоском холме со множеством природных источников воды вдоль её склонов. У подножия холма простиралась необъятная долина, проросшая фруктовыми деревьями, которые в самый разгар весны цвели и благоухали.

Это место настолько понравилось Шабнам, что она больше не желала покидать его. Тогда с позволения дяди Асад остался на этом месте и за три года основал город, который впоследствии стал главным торговым центром между Ахоруном и городами братьями. Однако за эти три года у города всё ещё не было названия. Султан Хоким присвоил Асаду титул мира, то есть мэра, и поручил дать городу название. Асад подумывал назвать город «Асадабад» или «Шабнамабад», ведь не захоти она остаться тут, этого города не было бы. Пока он думал, купцы и караванщики называли город «Караванабадом». Прошло семь лет с основания города, но Асад так и не смог дать ему достойного названия. Ему предлагали множество вариантов, но он так и не сделал выбор. Из-за несчастного случая Асад погиб и преданные жители города, любившие своего мэра, всё же назвали город в честь него — Мирас, то есть Мэр Асад…

Так как они ехали медленно, Комил не рассказал всю историю и предложил погнать лошадей галопом до реки, чтобы успеть на лодку…

— Нужно оставить лошадей, — сказал Комил, подставляя щеку под лёгкое дуновение ветра, который доносил прохладный бриз с реки Гулоб и его, казалось бы, спокойный шум. С закрытыми глазами он желал поскорее оказаться в Олудорон, чтобы увидеться с ней.

Спешившись и сняв полугалоши, Комил босиком пошёл вдоль увала. Трава высотой в две пяди была не такой мягкой, как казалось с первого взгляда, издали. Азим не нашёл ничего увлекательного в том, чтобы топтать сухую траву голыми ногами с тем же восхищением, как это делал Комил по пути к высокому белому чинару.

— Ты идёшь? — спросил Комил через плечо. — Или мне вернуться и понести тебя и твою кобылу на своих руках? — усмехнулся он.

Издали казалось, что это гигантский одинокий одуванчик с поникшей головой с посреди протяжённого холма. Вблизи же это был высокий бледно-серый чинар. Его ствол возвышался на одну и треть джебеля23 вверх, постепенно наклоняясь по направлению реки. Пышная крона с бледно-зелёными листьями и вовсе склонилась на юго-восток. Толстые изгибы трёх корней торчали из-под земли под одиноким чинаром, словно щупальца невиданного речного чудовища. Два корня стремились к реке, у третьего были две коновязи.

Азим привязал свою лошадь рядом с другими и с изумлением смерил дерево снизу вверх. Пять человек могли бы охватить его ствол у основания и два под согнутой кроной.

— Сможешь залезть до самого верха? — с вызовом спросил Комил.

На стволе до самой кроны больше не было ни одной другой ветки. Надо обладать цепкими руками и звериной выносливостью, чтобы залезть на такое дерево. И так как он не зверь, Азим не стал отвечать на глупый вопрос Комила. Для него было уместно задать другой.

— Кто заберёт лошадей?

Для путников не имеющих своих лошадей, в Ахоруне предлагают в аренду лошадей из конюшни султана. К левому уху таких лошадей приделаны деревянные бирки с печатью султана. Арендованную лошадь нужно вернуть в оговорённый срок, либо привязать у любой коновязи с символикой султана. В противном случае, арендатору грозит штраф в размере тройной стоимости лошади, а кража лошади порой каралась даже смертью. За двадцать пять веков существования Ахоруна им правили разные султаны, в числе которых были и суровые, и жестокие.

Комил объяснил ему это правило ещё утром, но на этот вопрос не ответил в первый раз, так как был отвлечён конюхом.

— Их заберут либо другие путники по дороге в Ангуран, либо за ними пришлют аспгардонов24, — ответил Комил, направившись к берегу.

— А как понять, кто не вернул, а кто украл лошадь? — спросил Азим, идя вслед за ним.

— В конюшнях записывают твой адрес и приходят к тебе домой, — безучастно ответил Комил, направляясь к реке.

На этой стороне увала воздух наполнялся слабым ароматом лотоса. Шум прибоя становился громче и был явно неприветливым, как показалось Азиму ещё на той стороне. Возмущённые волны белой пеной омывали песчаный берег с мелкими камнями, и оставляли за собой лепестки лотоса.

— И эту буйную реку нам предстоит пересечь? — взволнованно спросил Азим.

Азим не помнит, но много лет назад он приезжал сюда вместе с отцом и матерью. Аъзам и Зарина, как и многие другие, приезжали к цветочной реке, чтобы предать ей всю свою горечь и боль, причинённую Зелёной хворью. Вода уносит боль и страдание — так говорят бабушки.

Среди народов Рахшонзамина принято, что люди, чьи близкие покинули этот мир не естественным образом, отпускают свою боль у реки и в её пении ищут умиротворения. В сорок дней они приходят и роняют слезу в реку, чтобы она унесла их скорбь. Так, Аъзам и тысячи других приходили к Гулобу проститься со своими покойными. Многие даже рассеивали их прах по воде. Жертв Зелёной хвори не хоронили. Опасаясь, что тела могут заразить почву, султан Бузург ибн Махмуд велел сжигать их.

Ближе к берегу Азим начал скудно вспоминать, как его отец пустил прах по ветру. Река тогда было спокойной, а сегодня словно кипела от ярости.

— Это удивительная река, — с широкой улыбкой ответил Комил, глядя на бурлящий поток. — На самом деле, это спокойная река, но четыре раза в год, в дни поста она свирепствует и её пенные волны приносят эти лепестки, — он поднял с берега мокрый светло-лиловый лепесток лотоса. — Никто до сих пор не знает, откуда она их приносит, — он задумчиво повернулся к Азиму.

Эта загадка всегда интересовала его, и никто не мог на неё ответить, даже самые опытные лодочники и рыбаки.

— Не волнуйся, — ухмыльнулся Комил, — тебе не придётся переплывать её, — он положил лепесток лотоса на плечо Азиму и пошёл вниз по реке.

Склонившаяся крона одинокого чинара указывала на пассажирскую лодку, кормой стоявшую на якоре в ста шагах от путников. Высоко