Медленно она повернулась к нему. Он почувствовал ее дыхание на своем лице. Ее ладонь коснулась его подбородка, пальцы, словно перышки, пробежали по его губам.

– Айви…

Чуть нажав рукой на его затылок, она приблизила к себе его лицо.

Сердце его перевернулось.

– Айви, – снова прошептал он, но она только покачала головой и, прижавшись к нему, поцеловала его в губы.

Должно быть, ему это снится.

Ее губы приоткрылись. Кончик языка коснулся его зубов. Он хотел повернуть ее на спину и глубже войти языком в ее рот и жадно пить из нее, словно сгорающий от жажды путник.

Но он не будет этого делать.

Он будет делать только то, о чем она его попросит. Он не святой, но и не дикий зверь.

Она прошептала его имя и положила ногу на его бедро.

Дамиан застонал, схватил ее руки и прижал к своей груди.

– Милая, – его голос срывался. – Я не могу… Давай, давай сядем. В кресло. Я обниму тебя, и мы будем вместе смотреть, как всходит солнце.

Она поцеловала его, и этот поцелуй сказал ему все, что мужчина мог лишь надеяться услышать. Крепко прижав его к себе, она перекатилась на спину и прогнулась под ним.

– Айви, – прошептал он и тут же погрузился в горячую бездну ее вкуса и запаха.

Он целовал ее рот. Ее глаза. Ее шею. Тихие стоны срывались с ее губ, наполняя теплом его сердце. Он целовал ее грудь сквозь тонкий шелк. Айви металась под ним, шепча его имя, крепко сжимая пальцами его плечи.

Он обнажил ее нежные груди, целовал их мягкую округлость, легко покусывая бледно-розовые соски. Он целовал ее упругий живот с маленькой впадиной пупка, живот, в котором рос его ребенок, и не в первый раз подумал, как было бы хорошо, если бы они вместе зачали его…

Она потянула его за пижаму, и, откинувшись назад, он одним движением сбросил ее с себя. Она прогнулась под ним, и ее грудь прижалась к его груди.

– Айви, – сказал он хрипло.

– Да, – прошептала она. – Да, пожалуйста…

Она подняла к нему свое лицо, и он поцеловал ее, ощущая на своих губах соленый вкус ее слез и сладость ее кожи. Что-то шевельнулось глубоко внутри него, внутри его сердца.

А потом он вошел в нее. Как горячо там было. Как горячо…

И мир закрутился вокруг них.

Дамиан спал.

В его объятиях, чувствуя себя в тепле и в безопасности, спала и Айви.

Проснувшись, она открыла глаза, и воспоминания из далекого прошлого обрушились на нее.

Несколько минут она лежала, пытаясь отогнать от себя эти уродливые образы, не дать им испортить чудесные мгновения их близости с Дамианом.

Наконец она осторожно освободилась из его объятий и встала. Завернувшись в мягкий кашемировый плед, она тихо, затаив дыхание, открыла стеклянные двери и вышла на террасу.

Сможет ли она когда-нибудь это забыть?

Сегодня шум грозы и ветра вторгся в ее сновидения и словно вернул в ту далекую ночь много, много лет назад.

Нет, взмолилась она во сне, нет!

Но видение не исчезало.

В ужасе она проснулась и, увидев над собой склоненную фигуру, почувствовала, как страх сжал своими костлявыми пальцами ее горло.

«Нет!» – закричала она и услышала, как Дамиан произнес ее имя. Это был он, а не то чудовище, от которого разило пивом и потом. Он не будет грубо хватать ее за грудь, больно сжимать и гадко хихикать, задирая вверх ее ночную рубашку. Не будет прижимать свою потную ладонь к ее рту, когда она пыталась бороться с ним, – но разве может сравниться сила пятнадцатилетней девочки с силой мужчины, привыкшего зарабатывать себе на жизнь, работая тяжелым молотком.

«Ни звука, – сказал он, обдавая ее смрадным дыханием. – Если ты издашь хоть один-единственный звук, я скажу социальным работникам, что ты украла деньги из моего кошелька, и ты тут же окажешься в тюрьме для малолетних преступников».

Она никогда ничего не брала. Никогда. Первый раз ее обвинили в том, что она украла сто долларов. Она не брала их, но Кей сказала, что ей придется солгать, потому что иначе обвинят в краже ее, Кей.

И в результате Кей осталась в том доме. А Айви отправили в приют, а затем время от времени передавали то в одну приемную семью, то в другую.

Когда Кей исполнилось восемнадцать, она стала жить самостоятельно.

«Ну что ж, пока», – сказала она сестренке. И Айви осталась одна.

Шесть месяцев в одном месте, три – в другом. Гадкие места. Грязные. А затем она попала в семью, где женщина просто посмотрела сквозь нее, а плотный коренастый мужчина с большими залысинами улыбнулся и сказал: «Зови меня папой».

Айви почувствовала, что ее сердце оттаяло.

«Папа», – сказала она, хотя он и не был похож на ее отца, которого она уже смутно помнила, или же на ее отчима, которого любила всем сердцем, – все равно, все равно он был хорошим и добрым.

По крайней мере, она так думала.

Он купил ей куклу. Несколько книг. Он приходил вечером поправить ей одеяло и поцеловать в щеку, но, если он был ее папой, ее настоящим папой, разве это было не в порядке вещей?

Легкий прохладный ветерок, подувший с моря, заставил ее плотнее завернуться в плед.

А потом все изменилось. Однажды ночью снаружи бушевала гроза. Сверкала молния. Тяжелые капли дождя стучали по подоконнику. Ей было страшно, но наконец она заснула, а проснувшись, увидела темную фигуру мужчины, склонившегося над ее постелью.

Даже сейчас, через столько лет, это воспоминание наполняло ее душу агонией.

Он сделал ей больно. Ужасно больно. Он приходил к ней каждую ночь, ночь за ночью, и когда наконец она попыталась рассказать об этом его жене, та дала ей пощечину и назвала грязной лгуньей.!.

А затем приехала Кей. Айви бросилась ей навстречу, но Кей холодно отстранилась от нее.

«Во что ты втянула себя? – спросила она с негодованием. – И не надо смотреть на меня невинными глазами. Похоже, ты пыталась играть с ним в те же игры, что и с моим отцом?»

«Какие игры? – ошеломленно спросила Айви. – Я любила твоего отца. Он обращался со мной как со своей дочерью».

Выражение лица ее сестры было таким же холодным и неприязненным, как и ее голос: «Только все дело в том, маленькая Мисс Невинность, что у него уже была дочь. Это я».

Она жила вместе с Кей несколько месяцев, но всегда чувствовала, что мешает ей. А потом, через пару недель после того, как ей исполнилось семнадцать, один мужчина на Мэдисон-авеню подошел к ней и, протянув карточку, сказал: «Позвоните мне, если надумаете, и тогда мы посмотрим, получится ли из вас фотомодель».