С этого дня в душе Брауна сломалась какая-то маленькая пружинка, и он уже не просто не мог работать, в сущности – он уже не мог жить дальше по-прежнему. Впрочем, повторимся и отметим, что внешне это практически никак не проявлялось. С раннего детства он был воспитан сдерживать свои чувства, никак не выплескивая их наружу, – это было скорее даже уже наследственное, родовое качество.

Браун продолжал смотреть на главную улицу этого провинциального городка, когда к подъезду его больницы подъехали и остановились две подводы, груженные сеном. С первой подводы соскочил бойкий, среднего роста молодой человек и направился прямо к дверям. В руках у него были какие-то бумаги, и это удивило главного лекаря – по всему это были поставщики, доставившие товар, но больница никогда не заказывала сено, потому что в нем не нуждалась. Вероятнее всего, это было какое-то недоразумение, одно из тех тысяч досадных и нелепых недоразумений, которыми полна наша жизнь и которые вроде бы и не причиняют нам никакого вреда, однако же крадут у нас уйму времени; времени, которого отпущено нам в жизни так мало, да и ко всему еще никто не знает – сколько именно. Браун недовольно поднялся из своего кресла и спустился на первый этаж по широкой старомодной лестнице, традиционно располагавшейся в центре лечебницы.

– Вы, что ли, главный лекарь? – нагловатым тоном, глядя на него безо всякого почтения, спросил молодой человек. – Подпишите акт приемки!

– Акт приемки чего? – вежливо и с оттенком иронии, с той ее долей, которая требуется воспитанному человеку, чтобы показать собеседнику, что он-то как раз человек невоспитанный, спросил Браун.

– Известно чего, – все так же нагло, не меняя тона, ответил молодой человек, – лекарственных трав на текущий год!

Браун не поверил своим ушам. Он вышел на улицу, подошел к подводам и даже зачем-то отщипнул пучок сена и поднес его к своему носу. Сено было несвежим, прелым, прошлогодним, с характерным удушливо-сладковатым запахом. Собственно, в апреле месяце другого сена в природе и существовать-то не могло. Он недоуменно посмотрел на возницу. Тот неприязненно наблюдал за всеми манипуляциями Брауна, затем достал из вороха несвежих и помятых бумажек одну и протянул ее главному лекарю.

– Вы, должно быть, человек грамотный, так читайте.

«…Полном соответствии с мудрыми указаниями Крон-Регента об укреплении национального здоровья по плану, утвержденному Департаментом Здоровья, приказываю доставить годовой запас лекарственных трав из хранилища торгового дома „Эскулап“…»

В конце бумаги стояла замысловатая, с большим количеством завитушек, подпись начальника районного отдела Департамента гезундмайора Шайзенштайна.

– Простите, но здесь говорится о лекарственных травах, а вы привезли сено… – неуверенно пробормотал Браун.

– Так какое ж это сено, когда в накладной ясно сказано – лекарственные травы! – раздраженно ответил молодой человек. – Вот вам полный их перечень.

– «…Наперстянка пурпурная, ромашка аптечная, ландыш, корень солодки…» – пробежал глазами по списку Браун. – Но этого же ничего здесь фактически нет!

– Послушайте вы, шибко умный лекарь, – уже с оттенком угрозы в голосе заговорил молодой человек, – прекратите морочить мне мозги! Этот список утвержден и принят вашим непосредственным начальником, господином гезундмайором, так что от вас требуется только подписать его, всего и делов, а вы у меня отнимаете кучу времени! Подписывайте и показывайте, куда разгрузить товар!

– Я не буду подписывать этот список, – неожиданно для самого себя твердым и спокойным голосом сказал Браун, – и я этого так не оставлю, а сено вы можете отвезти обратно на склад вашего этого торгового дома, как он там называется?

– Наш торговый дом называется «Эскулап» и занимается поставками лекарств и материалов для лечебниц, – спокойно, теперь уже со своим, новым оттенком иронии заговорил молодой человек, – а главным учредителем этого дома является сам господин Шайзенштайн, так что если вы хотите сохранить свою должность и продолжить работу в районном центре…

– Убирайтесь вон! – четко и громко произнес Браун и, развернувшись, пошел обратно в лечебницу.

– Вы долго будете жалеть об этом, – ядовито бросил ему вслед поставщик лекарственных трав.

Браун сел в кресло и попытался как-то успокоиться. Его трясло от бессильной ярости, это была мощнейшая, разрушительная энергия, которая, если не дать ей выхода, разрывает человека на куски. Некоторые люди, не умеющие в совершенстве владеть собой, в подобной ситуации могут бить посуду, крушить мебель или наброситься на какого-нибудь непричастного к делу человека с кулаками. С точки зрения окружающих их поведение абсолютно безумно, однако не каждому дано удержать в себе энергию бессильной ненависти. Браун понимал как врач, что те малокультурные люди, которые позволяют этой энергии выплескиваться наружу, ведут, в сущности, более здоровый образ жизни. Их разрушительная энергия выплескивается на окружающих, не причиняя их собственному здоровью существенного вреда. Такой роскоши Браун позволить себе не мог в силу своего воспитания, хотя порой он очень завидовал этим простым людям.

Он надел свой парадный сюртук и застегнул его на все пуговицы, посмотрел на себя в зеркало. Он не оставит этого просто так. Он сейчас же пойдет к гезундмайору, и если тот не примет мер и не обеспечит его лечебницу всем необходимым, что же, он имперский служащий и имеет право обратиться непосредственно в Департамент Здоровья. В конце концов он поедет в Рутенбург, дойдет хоть до самого господина гезундпрезидента, но добьется справедливости. Он вышел из кабинета и закрыл за собою дверь. В приемной, перед своим кабинетом, он увидел посетителя, подошедшего, по-видимому, минут пять назад и терпеливо его ждущего. Это был молодой человек лет тридцати двух – тридцати пяти, с чуть вьющимися каштановыми волосами и серо-голубыми глазами. Смотрел он на главного лекаря мягко и проницательно, при этом чуть улыбаясь, так что по краям его рта образовывались маленькие ямочки.

– Вы ко мне? – спросил его Браун, вероятно чуть резче, чем следовало.

– К вам, герр главный лекарь, – ответил незнакомец, – но если вы заняты, то я могу подождать.

– Будьте так любезны, зайдите через час, – ответил Браун. – Я и впрямь сейчас очень занят.

Явившись в здание городской управы, Браун подошел к кабинету начальника Городской Службы Здоровья и постучался. Ему не ответили, и он открыл дверь кабинета.

Хозяин кабинета недовольно поморщился.

«Все-таки насколько же тяжело в этой глухой провинции работать с такими вот штатскими подчиненными», – подумал Шайзенштайн. Это было абсолютной правдой. У штатских людей, он это знал абсолютно точно, ибо весь его жизненный опыт был тому подтверждением, вообще отсутствовала какая-либо культура. В частности – культура штабная. Вот и сейчас этот идиот, который наверняка в глубине души кичится своим университетским образованием, этот главный лекарь (как его, Грау, кажется), ничуть не смущаясь, взял и ворвался к нему без доклада! И это в то время, когда он, Шайзенштайн, был занят важными размышлениями о сохранении здоровья доверенного ему населения.