Последовало долгое молчание, которое прервал Бёртон:

— Прошу прощения, что мы отняли у вас столько времени, мистер Брандльуид. Я надеюсь, что алмазы вернутся.

— Я тоже надеюсь, что они выплывут на поверхность, капитан.

— И тогда я услышу об этом! — сказал Траунс.

Мужчины встали и обменялись рукопожатиями, после чего Бёртон и Траунс ушли.

— Что теперь? — спросил детектив, когда они оказались на улице.

— Траунс, старина, всё это так подогрело мое любопытство, что я собираюсь с головой зарыться в книги до конца дня. Посмотрим, что я нарою об этих нагах! А в среду я собираюсь прокатиться на винтостуле.

— Куда?

— В Тичборн-хаус. Как бы я ни жаждал расследовать это алмазное дело, приказ есть приказ — и я должен поговорить с будущим экс-баронетом.

Бёртон провел скверный полдень в Британской библиотеке за изучением «De Mythen van Verloren Halfedelstenen» Маттейса Скёйлера и еще нескольких книг и рукописей. Он чувствовал, что заболевает. Малярия подобна землетрясению: за первым страшным приступом следует серия более слабых, и вот один из них подкрался к королевскому агенту. Сначала стало трудно видеть правым глазом, потом он начал потеть, в пять часов началась дрожь, и он почувствовал себя хуже некуда. Тогда он решил отправиться домой и выспаться.

Кэб, подпрыгивая на булыжниках, ехал на Монтегю-плейс, а Бёртон обдумывал то, что успел прочитать. Согласно оккультному тексту, приводимому Скёйлером, в Индийском океане когда-то существовал континент Кумари Кандам: именно там располагалось королевство нагов. Через его столицу протекала большая река Пахрули, и вытекала она из того места, в которое ударил прилетевший с неба черный камень. Эти наги были рептилиями. Они постоянно воевали с обитавшими на материке людьми, порабощали их, приносили в жертву и даже, судя по некоторым намекам, ели. Однако людей становилось всё больше, а нагов — всё меньше, и настало время народу рептилий просить у людей мира.

Люди послали к ним брамина по имени Каундинья, который, чтобы закрепить достигнутый мир, женился на дочери короля нагов. Однако Каундинья оказался не только послом, но и разведчиком. Он обнаружил, что, когда наги собираются вместе, они действуют как один, потому что их сознания связывает воедино черный кристалл. Каундинья прожил у рептилий целый год и всё это время очень убедительно играл роль любящего мужа. За это наги оказали ему честь, допустив к великому слиянию умов. Каундинью поставили перед гигантским алмазом, и он, не протестуя, наблюдал, как в жертву камню принесли человеческого раба. Потом был проведен великий пышный ритуал, Каундинья впал в транс, и его ум переселился в камень.

Но что это был за ум! Тренируясь почти с младенчества, брамин Каундинья достиг вершины на пути эмоционального самоограничения и духовного самоусовершенствования. Целый год наги втайне пытались прочитать его мысли, и целый год, несмотря на постоянные вторжения в его мозг, он казался им простым дружественно настроенным послом, хотя на самом деле он был живым оружием — оружием возмездия. Как только его сознание погрузилось в кристаллическую структуру камня, Каундинья внедрился в каждую его грань, в каждую линию и в каждую вершину. Он настолько наполнил собою весь камень, что не осталось ни одной его крошки, им не занятой. А потом брамин вернулся в глубины собственного мозга и взорвал главную артерию. Кровоизлияние мгновенно убило его, но, поскольку внедрился он во все крупицы камня, тот разлетелся на куски вместе с сознаниями всех нагов Кумари Кандам, находившихся в нем, — и это была для них катастрофа… Спустя много поколений из-за сильнейшего землетрясения разлетелся на куски и сам континент. Сейчас, в 1862 году, от доисторической расы рептилий сохранились только изображения, вырезанные в нескольких храмах Ангкор-Вата,[45]но невозможно было установить, насколько они соответствуют действительности.

Однако еще больше сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона впечатлило то, что миф о погибшей цивилизации рептилий существовал не только в Камбодже, но и в Южной Америке, где люди-рептилии, так называемые черуфе, тоже не выдержали конкуренции с разросшейся человеческой расой. Люди завоевали их королевство, почти все черуфе были убиты, немногие выжившие бежали. Но и эту маленькую группу, унесшую с собой священный алмаз, преследовали по всему континенту вплоть до крайнего юга, где они исчезли, и больше никто о них никогда не слышал. Легенды о читаури, людях-рептилиях, также рассказывали и зулусы; другие племена района центральноафриканских озер называли их шайтури.

Конечно, вся эта информация ничем не могла помочь расследовать кражу коллекции Франсуа Гарнье, но владевшая Бёртоном, по его собственным словам, «мания открытий» заставляла его снимать слой за слоем с любого объекта, который он исследовал. По меньшей мере это давало ему возможность изучать явление в более широком и, зачастую, в более интересном аспекте. Но было здесь еще кое-что. Камбоджийские фрагменты камня были обнаружены в 1837 году: какой-то монах услышал жужжание во время медитации. Он прожил в этой комнате сорок семь лет, но никогда не слышал таких низких мелодичных звуков. Тогда он начал осматривать основание стены и высвободил кирпич, за которым обнаружил семь камней.

1837 год. Тот самый, в который забросило Эдварда Оксфорда из 1840-го, когда он ненароком вызвал убийство королевы Виктории.

Совпадение, конечно.

Около шести часов Бёртон вернулся домой. Едва он успел повесить шляпу и пальто, как сверху спустилась миссис Энджелл, подозрительно оглядела его и сказала:

— Ваш лоб, мистер Бёртон, буквально пылает. Рецидив?

— Похоже на то, — ответил он. — Мне нужно поспать. Я приму хинин и немного поработаю над книгами.

— Вы примете хинин и отправитесь прямо в кровать! — поправила она.

У него не было сил спорить. Десять минут спустя она принесла ему кувшин с водой и кружку чая. Он уже спал. И в его сон вторглось то, о чем он прочел сегодня.

Сквозь закрытые веки пробивался яркий обжигающий свет. Бёртон открыл глаза, ожидая увидеть отблески огня, мигающего под крышей палатки. И вместо этого увидел сверкающее синее небо пустыни. Повернув голову, он обнаружил, что лежит на спине, руки и ноги у него раскинуты, а запястья и лодыжки привязаны к деревянным кольям, глубоко уходящим в землю. Во все стороны от него подымались дюны. Сзади доносились голоса, спорившие между собой на одном из аравийских диалектов. Он не мог разобрать слов, но один из голосов точно принадлежал женщине. Он открыл рот и попытался позвать на помощь, но сумел только захрипеть. Горло пересохло, кожа горела. Солнце выпило из воздуха всю влагу, ленивый горячий ветер бросал в лицо раскаленные песчинки. Бёртон не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.