— Совершенно верно. Однако их история намного длиннее, и именно из-за нее оставшиеся камни — заветная мечта любого коллекционера. Черные алмазы совсем не похожи на белые: их не находят ни в южноафриканских, ни в канадских копях. Современные ученые полагают, что это аэролиты.[39]

— Да, такая теория мне известна.

— Согласно одной загадочной и малопонятной рукописи (если не ошибаюсь, шестнадцатого века, она цитируется в книге Скёйлера «De Mythen van Verloren Halfedelstenen»[40]), крупный доисторический аэролит развалился на три части еще в воздухе: один кусок упал на Западе, другой — в Африке, третий — на Дальнем Востоке; все они известны под именем Глаза́ Нага.[41]

— Три глаза?

— Да, три глаза: странно, не правда ли? Боюсь, что я не настолько владею голландским, чтобы прочесть том Скёйлера: могу одолеть лишь его краткое изложение в «Легендарных камнях» Джеррольда Уилсона. Однако я верю в то, что Скёйлер пересказывает две легенды. Одна — южноамериканская: согласно ей, из того места, куда упал с неба большой черный алмаз, вытекает Амазонка. Другая — камбоджийская: она гласит о пропавшем континенте, на котором большая река тоже вытекала из места падения черного камня. Также Скёйлер полагает, что похожая легенда об истоке Нила бытует в срединных районах Африки.

— Так оно и есть, — воскликнул Бёртон, — однажды в городе Казехе,[42]что между озерами Виктория и Танганьика, мне рассказали историю о мифических Лунных Горах,[43]где от удара аэролита образовался кратер. И мой рассказчик утверждал, что великая река вытекает именно оттуда.

— Ведь это не может быть совпадением, правда? — сказал Брандльуид. — Я полагаю, что эти мифические аэролиты и вправду упали. Так или иначе, Поющие Камни вполне могут быть фрагментами дальневосточного Глаза. Если это правда, тогда первоначальный алмаз должен был быть больше Кохинура.[44]

— Хм-м, — проворчал Бёртон. — Наги. Я встречал ссылки на них. Они полностью совпадают с индусскими мифологическими описаниями семиголовых змеев, которые основали подземную цивилизацию задолго до того, как обезьяны Дарвина научились ходить прямо.

— Вот как, — уклончиво прокомментировал Брандльуид.

— Этот вопрос я должен изучить, — задумчиво пробурчал Бёртон. — А что с африканским и южноамериканским алмазами?

— Никаких следов, — ответил торговец. — Были смутные предположения, что лет семьдесят назад какой-то английский аристократ нашел в Чили огромный черный алмаз. Однако я очень сомневаюсь в истинности этого слуха, поскольку такого камня не видел ни один ювелир, не говоря уже о том, чтобы огранить его и выставить на продажу.

— Имя этого аристократа?

— Не знаю, капитан. Всё это очень мутные слухи.

— Хм-м. А что случилось с Франсуа Гарнье? Почему он решил продать свою коллекцию?

Брандльуид презрительно фыркнул.

— Хотите верьте, хотите нет, но он утверждает, что они оказывают на окружающих вредоносное влияние. Абсолютная чепуха, разумеется!

— У вас уже есть потенциальные покупатели?

— Еще нет, но мое объявление в газете было опубликовано буквально за два дня до кражи. И меня только один раз спросили о них. Какой-то человек, судя по виду, денди-«развратник», поинтересовался, не собираюсь ли я выставлять их на продажу. Но он не оставил ни имени, ни адреса, и больше я о нем ничего не слышал.

— Я попытался отыскать его, — вмешался Траунс, — но не нашел никаких следов этого парня.

Бёртон допил чай и уставился в коробку с печеньями, напряженно думая. Потом он посмотрел на торговца.

— Есть ли какое-нибудь объяснение тому, что бриллианты издают звуки?

— Во всяком случае, я о нем не знаю. Но звук я слышал собственными ушами: это такое очень слабое жужжание. Я полагаю, вы сможете отыскать Скёйлера в Британской библиотеке: быть может, автор упоминает об этом феномене.

— Благодарю вас, мистер Брандльуид. Последний вопрос: что там с призраком?

Торговец бриллиантами смутился и закашлялся, потом запустил пальцы в бороду и поскреб подбородок.

— Э… откровенно говоря, капитан, мне кажется, что я заснул и мне это всё приснилось.

— Всё равно расскажите мне!

— Хорошо, но имейте в виду: в тот день после обеда я чувствовал себя очень странно. Не знаю, отчего. Болела голова, я стал нервным и раздражительным. Почему-то мне показалось, что жизнь не удалась и дальше будет только хуже. Этот маленький бизнес я унаследовал от отца и никогда даже не думал, что могу заниматься чем-нибудь другим. Однако тогда я внезапно возненавидел ювелирное дело и решил, что оно мешает мне заниматься чем-то другим, более важным.

— Чем же именно?

— В том-то и дело: я понятия не имел! Сама мысль о том, что я могу бросить семейный бизнес, — полный абсурд! В любом случае, я был в очень плохом настроении и в четыре часа пополудни — я запомнил время, потому что часы внезапно перестали тикать и я не смог их завести, — решил закончить работу. Я уже убрал коллекцию Франсуа Гарнье в сейф, но перед уходом решил еще раз проверить ее. И не успел я войти в мастерскую, как заметил фигуру женщины. Откровенно говоря, джентльмены, я чуть не свихнулся: она стояла в углу, вся белая — и просвечивала! Я вздрогнул, и она исчезла. Поверьте, я так испугался, что тут же сбежал из магазина, хотя все-таки сумел закрыть его. Но по дороге домой мне стало лучше — быть может, из-за свежего воздуха: мигрень прошла, и я начал чувствовать себя самим собой. К тому времени, когда я переступил порог своего дома, я чувствовал себя замечательно. Спать я отправился рано и всю ночь спал как убитый. Проснулся только утром, когда в мою дверь постучала полиция.

Бёртон поглядел на Траунса.

— Какой-нибудь галлюциногенный газ? — предположил он.

— И я так думал, — отозвался детектив-инспектор. — Но мы проверили каждый дюйм дверей, стен, потолков и не нашли никакого осадка, равно как и никаких труб, по которым газ мог проникнуть в дом. Разумеется, из подвала он не мог проникнуть тоже: подземный туннель прокопали лишь несколько часов спустя.