считаться лишь те, у кого оба родителя были афинянами, – закона, который он сам ввел более двух десятков лет назад. Он просил о гражданстве для Перикла, своего сына от Аспасии, уроженки Милета, которая была его возлюбленной на протяжении долгого времени. Афиняне удовлетворили его просьбу.

Перикла в его последние дни обременяли и общественные дела. Его политика умеренного сдерживания закончилась войной, а избранная им консервативная стратегия казалась неспособной обеспечить в этой войне победу. В результате чумы погибло намного больше афинян, чем могло бы быть потеряно в любой битве. Сограждане возлагали на него ответственность за войну и за стратегию, которая усугубляла последствия чумы. В последние часы жизни несколько ухаживавших за ним друзей, полагая, что он спит, принялись обсуждать его величие, его могущество и его подвиги, а в особенности – множество побед, которые он одержал во славу Афин. Однако Перикл слышал их разговор и выразил удивление тем, какие именно заслуги они выбрали для восхваления, ведь подобные деяния, как он полагал, часто бывали обязаны случаю и совершались многими. «А о самой славной и важной заслуге не говорят: ни один афинский гражданин из-за меня не надел черного плаща[14]» (Перикл 38.4). Таков был ответ человека с отягощенной совестью тем, кто обвинял его в сознательном развязывании войны, которой он мог избежать.

Смерть Перикла лишила Афины лидера, обладавшего уникальными качествами. Он был выдающимся военным и стратегом, но в еще большей степени – блистательным политиком редчайших дарований. Он определял политический курс и мог убедить афинян принять его и строго следовать ему, мог отговорить их от чрезмерно дерзких предприятий и вдохновить их тогда, когда они теряли веру в себя. Победив болезнь, Перикл, быть может, нашел бы в себе силы заставить афинян придерживаться последовательной политики, чего не смог бы сделать никто другой из его сограждан. В своей последней сохранившейся речи Перикл говорил, что образцовый государственный деятель «не хуже, чем кто-либо другой, понимает, как следует правильно решать государственные дела, и умеет разъяснить это другим… любит родину и стоит выше личной корысти» (II.60.1–3). Никто не обладал этими качествами в большей мере, чем сам Перикл. Если он и допускал ошибки, то он же был тем, кто лучше других афинян мог их исправить. Его соотечественники будут горько сожалеть о его уходе.

В том же году Ситалк, царь фракийцев и союзник Афин, напал на македонское царство Пердикки и близлежащие города Халкидики. Ему удалось захватить несколько крепостей, но далее он столкнулся с усиленным сопротивлением. Хотя у него было громадное 150-тысячное войско, треть которого составляла конница, он отложил нападение на Халкидику, так как его успех зависел от поддержки афинского флота. Но флот так и не прибыл. Возможно, увидев полчища Ситалка в действии, афиняне испугались, как бы его войско не поддалось искушению напасть на их собственные владения в регионе. К тому же уже после составления первоначальных планов спартанцы атаковали Навпакт и Пирей с моря. И хотя эти атаки провалились, они вполне могли поколебать уверенность афинян в собственных силах и заставить их думать, что сейчас не время проводить военные экспедиции вдали от дома. Расчетливость и нехватка людей и денег осенью 429 г. до н. э. и зимой 429/428 г. до н. э., вероятно, также стали причиной того, что обещанный Ситалку флот так и не был отправлен.

Своими размерами фракийское войско наводило ужас на всех греков севера, но вскоре у фракийцев закончился провиант, и они отступили, не добившись ничего серьезного. На третьем году войны Аттика была свободной от интервентов и смогла избежать поражений на море, но резервный фонд афинян по-прежнему таял, достигнув отметки примерно в 1450 талантов. Этих денег хватило бы на то, чтобы продолжать боевые действия на уровне первых двух лет в течение года или, снизив их интенсивность наполовину, в течение двух лет. Изначальная стратегия победы потерпела крах, и афинянам еще только предстояло найти ей замену. Они уже не могли действовать как раньше, не исчерпав свои финансы до предела, но у них также не было способа принудить врага к заключению мира.

ГЛАВА 9

ВОССТАНИЕ В ДЕРЖАВЕ

(428–427 ГГ. ДО Н.Э.)

«НОВЫЕ ПОЛИТИКИ» В АФИНАХ

Смерть Перикла привела к значительным переменам в политической жизни Афин. «Из преемников Перикла, – писал Фукидид, – ни один не выдавался как государственный деятель среди других» (II.65.10), а потому никто не мог обеспечить твердого единоначалия, необходимого в условиях войны. Прежде стратеги почти всегда были аристократами, но постепенно сформировался новый политический пласт – люди из семей, разбогатевших на торговле и промышленности. Такие граждане были не беднее аристократов-землевладельцев, а зачастую и не хуже образованы; к высотам политической власти они подходили не менее подготовленными, нежели их предшественники.

Двумя соперниками, оказавшимися теперь во главе враждующих фракций, стали Никий, сын Никерата, и Клеон, сын Клеенета. Большинство историков вслед за Фукидидом утверждали, что эти двое были сделаны из совершенно разного теста: Никий – набожный, честный, сдержанный, настоящий джентльмен; Клеон, давний противник Перикла, – сторонник войны и вульгарный демагог. Однако оба они происходили из одного и того же класса «новых людей», не имевших благородных предков. Никий нажил состояние на сдаче рабов в аренду на серебряные рудники Аттики; отец Клеона владел успешной кожевенной мастерской. У того и другого первым известным нам предком был отец.

Хотя сложно подобрать пару людей, еще менее сходных по личностным качествам, характеру и манерам, их отношение к войне различалось не так сильно, как обычно изображают. Ни тот ни другой не стремился к мирным переговорам со Спартой, и после смерти Перикла оба искали способ победить в войне. До 425 г. до н. э. нет ни единого свидетельства каких-либо разногласий между ними. В 428 г. до н. э. их интересы были практически идентичны: державу следовало оберегать во благо Афин, афиняне же, полные отваги, должны были продолжать борьбу; чтобы эта борьба увенчалась успехом, нужно было тратить имеющиеся и находить новые ресурсы для наступательных операций, равно как и развивать подходящую стратегию. У двух этих политиков был стимул сотрудничать, и нет причин думать, что они этого не делали.

ЗАГОВОР НА ЛЕСБОСЕ

Примерно в середине мая 428 г. до н. э. спартанцы возобновили свои вторжения в Аттику и провредительствовали с месяц, прежде чем отступить. Впрочем, передышка была недолгой, так как на острове Лесбос уже зрел заговор, который мог представлять угрозу для Афинской державы и выживания самих Афин. Лесбос, наряду с Хиосом, был одним из всего двух значимых островов, сохранивших автономию, после того как Делосский союз превратился в Афинскую морскую державу. Его главный город, Митилена, выделялся среди союзников Афин олигархическим правлением. Другой отличительной чертой городов Лесбоса было то, что они до сих пор поставляли суда, а не дань в качестве своего вклада в союз. Однако, несмотря на этот привилегированный статус, Митилена помышляла о выходе из альянса с Афинами еще до войны. Удерживал ее от этого шага только отказ пелопоннесцев принять их в собственный союз. Отказ этот имел место в мирное время, но в разгар войны враги Афин, безусловно, приветствовали бы восстание на Лесбосе.

Заговор был спланирован в Митилене; у истоков мятежа покоились ее амбиции господствовать над всем островом. Едва ли можно было избрать лучшее время для смуты. Все знали, что Афины ослаблены мором и нехваткой людей и денег; восстание, вполне вероятно, привело бы к новым предательствам, которые бы еще сильнее пошатнули союз. Успех заговора зависел от помощи противников Афин, которая в 428 г. до н. э. наверняка бы пришла, так как в план были посвящены беотийцы и спартанцы. Митиленцы выступили с речью перед собранием пелопоннесцев в Олимпии, призвав их к содействию. Главным мотивом восстания, настаивали они, был их страх того, что в определенный момент афиняне принудят их к полному повиновению, как всех прочих союзников, за исключением Хиоса. Истинный мотив – стремление объединить все города Лесбоса под руководством Митилены – они скрыли, поскольку Афины никогда бы не допустили этого. Афиняне вообще противились созданию крупных образований в рамках своих владений и обычно старались раздробить их на мелкие. Присутствие на острове демократического города Мефимны, враждебного Митилене, делало интервенцию Афин в случае какого-либо мятежа почти неизбежной.

Тем не менее митиленцы начали возводить защитные стены, огораживать гавань, наращивать флот и направлять в черноморские земли