суда за зерном и наемными лучниками. Однако еще до того, как они завершили эти приготовления, недружелюбно настроенные соседи при помощи митиленцев-проксенов – афинских представителей – донесли весть о них до Афин. Эти проксены, скорее всего, были демократами и противниками митиленской власти, действовавшими из собственных политических соображений. Разоблачение плана заставило мятежников приступить к задуманному, не вполне подготовившись.

РЕАКЦИЯ АФИН

В июне афиняне снарядили свой флот в ежегодную кампанию вокруг Пелопоннеса – по экономическим причинам им удалось собрать всего сорок судов вместо ста, отправленных в 431 г. до н. э., – но, узнав, что Митилена пытается подмять под себя остров, они перебросили корабли на Лесбос. Они надеялись застать мятежников врасплох во время религиозного праздника, но в условиях афинской демократии, при которой каждое политическое решение принималось собранием всех граждан на Пниксе, секретность была практически невозможна, и митиленцев предупредили загодя. Когда приказ прибывшего флота сдать корабли и срыть стены был отвергнут, афиняне атаковали.

Хотя митиленцев удалось застигнуть до того, как они обзавелись провиантом и лучниками, достроили оборонительные укрепления и заключили формальный союз с пелопоннесцами и беотийцами, афиняне понимали относительную слабость своих сил и резервов и опасались, «что у них самих не хватит сил вести войну против целого Лесбоса» (III.4.2). Митиленцы, ожидавшие союзников, желали, «если возможно, тотчас же… избавиться от неприятельской эскадры» (III.4.2), а потому запросили перемирия. В рамках своей тактики затягивания они направили в Афины посланников с обещанием сохранить верность союзу, если афиняне отведут свой флот. О насильственном объединении острова, которое вот-вот должно было состояться, они умолчали. Фактически митиленцы просили афинян признать их господство над Лесбосом в обмен на будущую лояльность. Афины, конечно, не могли оставить Мефимну один на один с Митиленой и отказать ей в защите, которая была гарантом и основой их власти в державе. Зная, что афиняне откажутся, митиленцы втайне направили посольство и к спартанцам, ища поддержки у их союза.

МИТИЛЕНА ВЗЫВАЕТ К ПЕЛОПОННЕСЦАМ

Два митиленских посольства прибыли в Спарту в июле с разницей в одну неделю, и оба оказались неудачными; спартанцы лишь посоветовали митиленцам изложить суть дела Пелопоннесскому союзу на собрании по случаю Олимпийских игр. Отказ Спарты вмешиваться в конфликт частично объяснялся тем, что идея мятежа Митилены изначально пришла из Беотии, а не из самой Спарты, а частично – ее реализацией, требовавшей крупного и дорогостоящего флота и войны на море. Память об унизительном поражении от Формиона, пожалуй, делала эту перспективу еще менее привлекательной.

В августе, после окончания игр, Пелопоннесский союз провел встречу в святилище Зевса в Олимпии. Представителю Митилены надо было убедить союзников в том, что их вмешательство послужит великому делу освобождения греков и их собственным целям, а не только интересам митиленцев. Он говорил о покушении Афин на автономию своих союзников, которое неизбежно должно было привести к порабощению Митилены в случае поражения восстания. Время, доказывал он, подходит идеально: «Ведь никогда еще обстановка не складывалась столь благоприятно, как теперь. Мощь афинян ослаблена чумой и огромными военными расходами. Их флот разъединен: часть его крейсирует у ваших берегов [сын Формиона, Азопий, отбыл в эту экспедицию в июле], а другая эскадра угрожает нам. Так что у них не будет преобладания на море, и если вы этим летом вторично совершите вторжение в Аттику на кораблях и по суше, они не смогут отразить вас, а если и предпримут такую попытку, им придется отступить на обоих направлениях» (III.13.3–4). Последний довод митиленцев заключался в том, что исход войны решится не в Аттике, но в державе, откуда Афины получают на нее деньги:

Если же вы будете усердно помогать нам, то в союзе с нами – сильной морской державой – вы приобретете флот, который вам особенно необходим. И если вам удастся постепенно лишить афинян союзников, то вы тем легче сокрушите вражескую мощь. Ведь все афинские союзники проникнутся к вам доверием и с радостью перейдут к вам, и тогда вас нельзя будет уже упрекать в том, что вы не помогаете тем, кто желает восстать против афинян. Если же вы открыто выступите освободителями Эллады, то победа ваша будет обеспечена (III.13.7).

Альянс тут же принял митиленцев в свои ряды, и спартанцы приказали союзникам собраться на Коринфском перешейке для вторжения в Аттику. Сами же спартанцы принялись за работу, готовясь перетащить свои суда через перешеек в Саронический залив для организации комбинированной атаки на Афины по суше и по морю. Их союзники, однако, «собирались медленно. Они были заняты сбором урожая и не проявляли желания воевать» (III.15.2).

Перед лицом этого кризиса афиняне продемонстрировали решительность и стойкость духа, которые когда-то сохранили им свободу и даровали державу. Хотя сорок кораблей все еще были заняты блокадой Лесбоса, они вывели в море флот из ста трирем, чтобы совершить на Пелопоннес рейд, подобный тем, какие они производили в начале войны. Это яркое проявление уверенности и мощи до крайности напрягло силы Афин. На этот раз наряду с обычными гребцами из низших слоев судами правили гребцы из класса гоплитов, обычно сражавшихся только как тяжеловооруженная пехота; в силу исключительности положения в качестве гребцов призвали и проживавших в городе чужеземцев. Эти моряки были не столь хороши, как те, что сражались под началом Формиона, но спартанцы все еще находились под гнетущим впечатлением от поражений 429 г. до н. э.

Афиняне стали высаживаться на Пелопоннес везде, где считали нужным; эта демонстрация силы убедила спартанцев, что митиленцы преувеличили подавленность Афин, а потому они отказались от наступления и возвратились домой. Митиленцы и их сторонники на Лесбосе вновь остались с афинянами один на один.

Без помощи союзников им не удалось взять Мефимну и пришлось довольствоваться усилением контроля над подчиненными городами Антиссой, Пиррой и Эресом, что практически не меняло положения вещей на Лесбосе. Однако видимость отступления Спарты сподвигла афинян увеличить давление, и они послали на Лесбос 1000 гоплитов под руководством стратега Пахета, построившего вокруг Митилены стену, оградив ее как с моря, так и с суши. Осада и блокада не только защищали Мефимну, но и могли вынудить сдаться Митилену.

ОСАДА МИТИЛЕНЫ

Осада Митилены, к которой приступили в самом начале зимы, сковывала афинские финансы сверх всяких прогнозов Перикла в первые годы войны. К зиме 428/427 г. до н. э. резервов осталось менее чем на 1000 талантов. Нескольких лет до финансового кризиса не было; он приближался стремительно.

Ввиду этого афиняне предприняли два экстренных шага, которые не входили в публично озвученные планы Перикла. В конце лета 428 г. до н. э. они объявили о повышении союзнического взноса. Для сбора возросших налогов они отрядили двенадцать кораблей за несколько месяцев до привычного крайнего срока. Мы не знаем, сколько они собрали, но известно, что они столкнулись с сопротивлением в Карии и стратег Лисикл был убит при попытке заполучить новые средства.

Но даже если бы увеличение взносов и ужесточение их сбора принесли успех, они не смогли бы утолить финансовые нужды Афин, которые неожиданно расширились с началом осады Митилены. Поэтому афиняне решились на отчаянную меру: «впервые… [они] внесли в государственную казну 200 талантов чрезвычайного военного налога [эйсфоры]» (III.19.1). «Впервые» за всю историю или «впервые» по ходу этой войны – что бы ни подразумевал Фукидид, прямой налог не применялся очень долгое время. Современным налогоплательщикам – как, строго говоря, и большинству людей с момента рождения цивилизации – это может показаться странным, но граждане греческих полисов ненавидели принцип прямого налогообложения. Они расценивали его как нарушение личной независимости и посягательство на их собственность, которая и делала их свободными. Новое бремя было особенно тяжелым для обеспеченных слоев: эйсфора накладывалась исключительно на имущие классы, и в том числе затрагивала свободных земледельцев, составлявших гоплитскую армию.

Если повышение финансовых требований к союзникам было опасной тактикой (поскольку могло привести к мятежам, подрывавшим источник могущества Афин), то введение прямого налога угрожало сломить сам боевой дух народа. Неудивительно, что Перикл никогда не предлагал подобных мер в публичных дискуссиях о ресурсах Афин. Однако не стоит приписывать их принятие в 428 г. до н. э. одному только Клеону и его фракции. Все большее напряжение усилий из-за возможного нападения на Афины с суши и с моря и угрозы восстания в державе в афинянах, судя по всему, вызывали в основном стратеги: Никий, Пахет и другие. Они не хуже Клеона и его соратников понимали, что безопасность Афин зависит от подавления митиленского