Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем временем в Афинах враги Перикла предпринимали все новые и новые нападки на него, пока он наконец не выступил в защиту себя и своей политики. Он был тем редким политическим лидером в демократическом государстве, который говорил народу правду и при этом проводил спорную и даже непопулярную политику. Неизменная прямота Перикла лишала его разгневанных слушателей возможности что-либо возразить, поскольку те не могли заявить, что их не информировали или обманули. Ответственность, как он ясно дал понять, лежала и на нем, и на них. Он сказал афинянам: «Если вы позволили мне убедить вас начать войну, так как считали, что я обладаю хоть в какой-то мере больше других этими качествами государственного человека, то теперь у вас нет оснований обвинять меня, будто я поступил неправильно» (II.60.7).
По случаю этой речи он также представил новый аргумент в пользу избранной стратегии. Он превозносил величие и мощь Афинской державы, а также военно-морскую силу, на которую она опиралась и которая позволяла ей владеть всем пространством морей. По сравнению с этим, утверждал он, потеря земли и домов – ничто, и не следует огорчаться утрате «какого-нибудь садика или предмета роскоши ради сохранения нашего владычества на море. И вы можете быть уверены, что если общими усилиями мы отстоим нашу свободу, то она легко возместит нам эти потери, в то время как при чужеземном господстве утратим и то, что у нас осталось» (II.62.3).
Хотя ранее он призывал афинян не расширять державу, в этой речи он, судя по всему, поощряет экспансионистские настроения. Необходимо понимать, что здесь он ссылается на новые обстоятельства: если раньше нападки на него шли от тех, кто, подобно Клеону, хотел вести более решительную борьбу, то теперь опасность исходила от тех, кто вообще не хотел воевать, что требовало других акцентов. Обладая исключительным могуществом, афиняне опасались не столько проигрыша в войне, сколько невыгодного мирного соглашения и прекращения существования Афинской морской державы. «Ваше владычество подобно тирании, добиваться которой несправедливо, отказаться же от нее – весьма опасно» (II.63.2) – так говорил им Перикл.
Его слова свидетельствуют о том, что оппозиция возродила моральный довод против имперской державы и против войны, но, вместо того чтобы отвергнуть утверждение о безнравственной природе империи, он использовал его в качестве орудия для защиты своей политики. Время морали прошло; теперь речь шла о выживании. Он призвал афинян смотреть дальше своих нынешних страданий, далеко в будущее:
ведь неприязнь длится недолго, а блеск в настоящем и слава в будущем оставляет по себе вечную память. Вы же, помня и о том, что принесет славу в будущем и что не опозорит ныне, ревностно добивайтесь и той и другой цели. С лакедемонянами же не вступайте ни в какие переговоры и не подавайте вида, что вас слишком тяготят теперешние невзгоды (II.64.5–6).
СУД НАД ПЕРИКЛОМ
Хотя Перикл победил в дебатах и афиняне больше не отправляли посольств в Спарту, его оппоненты не отступили. Будучи не в состоянии одолеть его на политической арене, они обратились к суду. Афинские политики нередко уязвляли человека и его политическую позицию, обвиняя его в коррупции. Перикл и сам начал свою публичную карьеру с подобного обвинения в адрес Кимона. Вероятно, в сентябре 430 г. до н. э. на собрании, где обычно голосовали за утверждение в должности высших чиновников, Перикл был смещен и отдан под суд по обвинению в хищении средств.
Фракция мира не была достаточно влиятельной, чтобы добиться этого в одиночку, но ход событий сыграл им на руку. После провала переговоров Агнон и остатки его разгромленной армии вернулись с неудачной атаки на Потидею. Их провал способствовал всеобщему расстройству, о котором сообщает Фукидид: афиняне «тяжело переносили бедствия: простой народ – потому, что лишился и того скудного достатка, что имел раньше; богатые же люди были удручены потерей своих прекрасных имений в Аттике со всеми домами и роскошной обстановкой, но более всего тем, что вместо наслаждения мирной жизнью они должны были воевать» (II.65.2).
В результате Перикла признали виновным и подвергли наказанию в виде крупного штрафа. Очевидно, присяжные не были до конца убеждены в его виновности или не хотели идти на крайние меры в отношении человека, бывшего их лидером на протяжении стольких лет, ведь казнокрадство могло повлечь за собой и смертную казнь. При содействии своих друзей он вскоре выплатил штраф, но, по всей видимости, находился в отставке примерно с сентября 430 г. до н. э. до начала следующего служебного года в середине лета 429 г. до н. э.
СПАРТАНЦЫ ВЫХОДЯТ В МОРЕ
Тем временем спартанцев все больше утомляли упрямство афинян и неэффективность их собственной стратегии. Нападения на прибрежные города Пелопоннеса рождали вопросы относительно их способности защитить своих союзников от колоссальной военно-морской мощи Афин. Поэтому в конце лета 430 г. до н. э. они атаковали Закинф, остров, лежащий у побережья Элиды и являвшийся союзником Афин. Они сделали это с сотней трирем и тысячей гоплитов под командованием лидера морских сил Спарты, наварха Кнема (см. карту 11). Их целью было защитить западный Пелопоннес и союзников на северо-западе, лишив Афины необходимых баз в регионе. Однако взять город спартанцам не удалось, они смогли лишь подвергнуть разорению его окрестности, после чего снова отправились домой.
Становилось ясно, что для решающей победы спартанцам нужна новая наступательная стратегия. Для этого им необходимо было выйти в море с бóльшим флотом, нежели тот, что они имели или могли позволить себе построить и укомплектовать. По этой причине они отправили посольство к персидскому «царю царей» Артаксерксу I, чтобы заключить союз. По пути группа послов остановилась при дворе Ситалка во Фракии и попросила его отказаться от союза с Афинами и объединиться с пелопоннесцами, надеясь, что он пришлет армию для снятия осады с Потидеи. Однако два афинских посла, также присутствовавшие при этом, убедили Садока, сына Ситалка, арестовать пелопоннесцев и доставить их в Афины. Когда они прибыли, их немедленно и без всякого суда предали смерти, а тела бросили в яму и запретили хоронить. Этот акт устрашения и расплаты имел место, когда Перикл уже лишился власти, так что, скорее всего, был делом рук военной партии, которая к осени 430 г. до н. э. полностью контролировала ситуацию, поскольку умеренные находились в опале, а партия мира была дискредитирована. Фукидид считает, что афиняне совершили это злодеяние из страха перед одним из пелопоннесских послов, Аристеем – коринфянином, наиболее значимым в обороне Потидеи, – с тем, чтобы этот смелый и выдающийся человек не сбежал и не причинил им еще большего вреда. Официальное объяснение гласило, что послов казнили в отместку за жестокость спартанцев. С самого начала войны спартанцы взяли за правило убивать всех людей, захваченных в море, будь то афиняне, их союзники или представители нейтральных полисов. Такое поведение обеих воюющих сторон было предвестником гораздо худших преступлений, совершенных в дальнейшем, что иллюстрирует замечание Фукидида: «Война – учитель насилия» (III.82.2).
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОТИДЕИ
Афинская партия войны, вероятно возглавленная Клеоном, отреагировала на нападение Спарты на Закинф и последовавшее за ним наступление амбракиотов на Аргос в Амфилохии, отправив Формиона с двадцатью кораблями в Навпакт. Его задачей было обезопасить порт от внезапного удара и перекрыть Коринфский залив. Афиняне также пытались увеличить поступления в бюджет, ужесточив сбор дани в державе, однако их крупнейшим достижением стало взятие Потидеи зимой 430/429 г. до н. э. После осады, длившейся два с половиной года, запасы продовольствия в городе были исчерпаны, и его жители дошли до каннибализма. Афинское войско, размещенное там, страдало от холода и болезней, а некоторые из солдат, по-видимому, находились вдали от дома с момента прибытия войска зимой 433/432 г. до н. э. Афиняне уже потратили более 2000