– Существует некоторое недовольство вашим утверждением на роль тилейского комика, – сообщил Бреугель, взмахнув длинным бумажным свитком в кляксах и помарках. – Об этом стало известно, и часть гномов Альтдорфа подали эту петицию. Они протестуют против того, что все гномы в пьесе представлены в комическом ключе. Менеш для гномов – великий герой.

– А как насчет предателя Ули? Он тоже великий герой для гномов?

– Ули, как вам хорошо известно, не был настоящим гномом.

– Ну так в нем и не слишком много комедийного, верно? Я не могу учитывать все идущие за спиной разговоры.

Бреугель, казалось, был возмущен.

– Мы не можем позволить себе ссориться с гномами, Детлеф. Слишком много их работает в театре. Вы же не хотите, чтобы забастовали рабочие сцены. Лично я ненавижу высокомерных ублюдков. Знаете ли вы, каково это – когда вас выгоняют из таверны за то, что вы гном, хоть на самом деле вы им не являетесь, а потом гонят из кабака для гномов за то, что вы не настоящий гном?

– Простите, дружище. Я не подумал.

Бреугель немного успокоился. Детлеф взглянул на неудобочитаемую петицию.

– Ладно, скажите им, что я обещаю не делать из Менеша потехи. Смотрите, вот, я убираю...

Детлеф разорвал несколько уже и без того отвергнутых им страниц. По чистой случайности петиция оказалась в их числе.

– Все, больше никаких незаслуженных острот. Удовлетворены?

– Вообще-то есть еще одно возражение против Гесуальдо.

Детлеф стукнул кулаком по столу.

– Что еще? Им что, неизвестно, что гениям нужен покой в душе, чтобы творить?

– Мы смотрели однорукого актера-гнома. Он настаивает, что должен получить эту роль, что только он сможет ее исполнить.

– Но Менешу руку оторвали в самом конце. Я полагаю, мы сумеем устроить какой-нибудь хитрый трюк с фальшивой рукой, набитой свиными потрохами, и получим убедительную сцену ужаса. Но ему никогда не удастся отыграть целую драму так, чтобы публика не заметила негнущуюся и неподвижную руку. Кроме того, этот идиот по меньшей мере лет на двадцать старше, чем нужно для роли.

Бреугель фыркнул:

– Так и должно быть, Детлеф. Он и есть настоящий Менеш!

Пленник намеревался предпринять попытку удрать. Антон Вейдт видел, как Эрно, грабитель, подобрался, готовясь к побегу. Они находились всего в трех улицах от городского дома лорда Лиденброка, гражданина, назначившего награду за голову этого человека. Когда Вейдт сдаст ему задержанного и получит вознаграждение, Лиденброк волен будет делать все, что ему заблагорассудится, чтобы вернуть себе свою собственность, – двадцать золотых крон, кое-какие драгоценности, принадлежавшие графине, и позолоченную икону Ульрика. А поскольку вор сбыл краденое в другой город и все деньги пропил, Лиденброк, скорее всего, надумает получить возмещение ногтями или глазами, чем более общепринятыми средствами уплаты. У лорда репутация жестокого человека. Не будь он таким, едва ли нанял бы Вейдта.

Охотник за вознаграждениями мог точно предсказать, когда Эрно совершит рывок к свободе. Он видел переулок в сотне ярдов впереди и знал, что его подопечный попытается нырнуть туда, надеясь оторваться от Вейдта и разыскать какого-нибудь услужливого кузнеца, чтобы снять цепи с рук и ног. Он, очевидно, думает, что старику за ним не угнаться.

И, конечно, он прав. В молодости Вейдт мог бы погнаться за Эрно и изловил бы его. Но с другой стороны, скорее всего, он сделал бы то же самое, что собирался сделать сейчас.

– Вейдт, – заговорил взломщик, – может, мы могли бы договориться...

Переулок был совсем рядом.

– Может, мы?..

Эрно взмахнул цепями, метя в охотника за вознаграждениями. Вейдт отступил назад, оказавшись вне досягаемости. Грабитель толкнул толстую женщину с ребенком. Младенец заорал во все горло, а женщина оказалась у Вейдта на пути.

– Прочь! – закричал он, выхватывая стреляющий дротиками пистолет.

Женщина попалась тупая. Ему пришлось отпихнуть ее, чтобы прицелиться. Ребенок визжал, словно свинья, которую жарят заживо.

Переулок был узкий и прямой. Эрно не мог прыгать из стороны в сторону. Он поскользнулся на какой-то падали и упал, запутавшись в цепях. Снова поднялся и побежал, пытаясь добраться до невысокой ограды. Чувствуя острую боль в дважды сломанном, дважды сросшемся запястье, Вейдт поднял пистолет и выстрелил.

Дротик ударил Эрно в основание шеи, сбил с ног, и тот рухнул в грязь сточной канавы грудой костей и цепей. Несомненно, переулок в основном использовался обитателями верхних этажей соседних домов в качестве выгребной ямы. Камни были покрыты толстым слоем грязи, в воздухе висела вонь от тухлой рыбы и гниющих овощей.

Вейдт уперся ладонями в колени. Следовало бы подбить Эрно, но оставить в живых. Деньги одни и те же, что за мертвого, что за живого, но теперь ему придется волочь эту тяжеленную тушу до дома Лиденброка. А он и так уже дышит с трудом. Вейдт прислонился к осклизлой стенке, пытаясь восстановить дыхание.

Врач сказал, что что-то гложет его изнутри, болезнь, которая может быть результатом его долгого пристрастия к крепким аравским сигарам. «Внутри тебя словно поселился черный краб, Вейдт, – сказал тот человек, – и он, в конце концов, прикончит тебя».

Вейдту было наплевать на это. Все умирают. Если уж выбирать жизнь без сигар или смерть с ними, Вейдт не колебался с выбором. Он вытащил сигару и трутницу. Сделав две глубокие затяжки, он закашлялся, сплюнул черную липкую мокроту и двинулся по переулку, придерживаясь за стену.

Конечно же, Эрно был мертв. Вейдт выдернул дротик и начисто вытер об одежду трупа. Он перезарядил пистолет, поставив его на предохранитель. Потом расстегнул цепи, снял их и перекинул себе через плечо. Цепи были важным делом в его работе. Этими, специально выкованными кузнецами-гномами, он пользовался уже не один десяток лет. Это были славные цепи, и им доводилось удерживать и куда более опасных типов, чем Эрно.

Он ухватил мертвеца за босую ногу – заковав его, Вейдт продал его башмаки – и поволок обратно к улице. Грудь пронзила резкая боль. «Черный краб уселся на ребра, – подумал он, – и выедает мышцы, скрепляющие кости». Теперь скелет внутри него истирается в порошок. Скоро он растечется, точно медуза, ни на что больше не годный.

И меткость его теперь стала уже не та. Она осталась неплохой, надо полагать, но он-то привык быть стрелком высшего класса. Когда с охотой за вознаграждениями дело было туго, он всегда мог неплохо подзаработать, выигрывая состязания. Большой лук, арбалет, пистолет, метательный нож: он побеждал с любым из них. А как он заботился о своем оружии! Все было наточено, как надо, смазано, если нужно, отполировано и готово отведать крови. Он все еще старается поддерживать порядок, но некоторые вещи даются ему теперь труднее, чем прежде.