— У меня жалование два рубля в месяц. Как оженимся, от казны дом, да десять рублей. За рождённого дитя по пять рублей, мальчику надел земельный в шесть десятин. И пока дети в возраст не взойдут по десять копеек в месяц на каждого.

— Прямо молочные реки с кисельными берегами.

— Да сдались вам эти реки, — отмахнулся он.

— Ну так, а как же иначе-то, коли такие сказки завиральные сказываешь.

— Правда это. Но главная правда в том, что люба ты мне. А я, люб ли тебе?

— Люб, Лукаша. Так люб, что сердце заходится. Только батюшка меня уж Федулу пообещал, и…

— Да какая разница, кому он тебя обещал. Пойдём со мной, а там поймут нас родители и простят. Глядишь, ещё и им поможем перебраться под руку Марии Ивановны.

— Боязно, Лукаша.

— Знаю. Но решать нужно сейчас. Либо идёшь со мной, либо не судьба быть нам вместе.

— Эк-кий ты быстрый. Прежде чем такое решать, подумать нужно.

— А некогда думать. Я сегодня уезжаю, и коли ты не согласна, то более мы не увидимся. Ну сама посуди, Федул тебе не люб. Оно конечно стерпится, слюбится, перемелется, мука будет. От веку все так жили и жить будут. Но что ты и дети твои тут увидите? Так же как и родители наши будете гнуть спину на барина. А там и с любимым, и трудиться на себя. Что по твоему лучше?

Битых два часа он её уговаривал, и всё же уговорил. Пришлось ещё малость постараться, чтобы убедить её не брать с собой вещей, потому как он всё нужное купит ей в Азове, благо серебро имеется. Некуда ему было тратить своё жалование, а платили им исправно. Так что, он уже и сейчас не голоштанный, а жених хоть куда. Если бы было время, так её батюшка нипочём не устоял бы и отдал её за него.

После ещё и успокаивать пришлось, когда она приметила спящую мёртвым сном семью жениха. Рассказал всё как есть, пояснив, что батя упёрся, и выхода у него иного не было. Потому как к лучшей доле он их ведёт, да только они ему не верят. А как их убедить, коли кроме слов, да серебра у него ничего нет. Но управился, поверила ему его Таисия. Вот и ладно.

— Ну что, и твои не схотели? — спросил вошедший на двор сослуживец.

Следом появились ещё трое, потому как нужно было уносить всех на руках. Хорошо хоть недалече. Всего-то до оврага в версте от околицы, где Александр Фёдорович всё и уладит.

— И батя проклянёт. Как есть проклянёт.

— Ничего. К лету в любом случае простит и поймёт. А это кто?

— Невеста моя, Таисия, — с гордостью, представил её Лука.

— Андрей, мы с Лукой в одном взводе служим, с первого дня в полку дружим. Ого. Это что за красавица? — приметив спящую Зинаиду, восхитился парень.

— Ты роток не разевай. Сестрица это моя.

— Эк-кая краса. А что, в зятья я не гожусь?

— То бате решать, а не мне. Хватит и того, что против воли увожу их. Так что, уговоришь, Харитона Тихоновича, так я только рад буду, — произнёс Лука.

Подхватил сестру на правое плечо, и взял в левую руку узел с вещами. Не хватало только, чтобы девицу на выданье, на руках носил, да облапил кто посторонний. Он к Андрею со всем уважением, и даже рад будет, но своё отношение высказал.

Когда добрались до оврага, Суханов не стал тянуть кота за подробности, и тут же организовал переправу семейства в два приёма, отправив всех, в Азов. Затем открыл ещё один портал, по которому ушёл и сам Лука, а взамен ему на эту сторону перебежал другой боец одетый в гражданское платье.

Ну что же, тут они управились, пора двигать дальше, за следующими переселенцами.

Глава 9

В себя я пришёл легко, не испытывая при этом никаких неприятных ощущений. Если только не считать того, что не чувствую ни один из моих амулетов и алмазов накопителей. Плетения быстрого доступа и пассивки так же отсутствовали. Впрочем, тут ничего удивительного, когда одарённый теряет сознание, он не способен удерживать их. Даже если удар в челюсть выключит на секунду, этого вполне достаточно, чтобы оборвалась связь с плетениями и они развеялись, как и Сила напитавшая их.

Сразу понял, что не связан, зато присутствует необычное ощущение. Чем-то сродни пассивному плетению, но нечто иное. Не могу описать. Нечто подобное я почувствовал когда обнаружил ручей, так не похожий на карман или иное проявление Силы. Вот и тут речь точно о ней, но ни с чем подобным сталкиваться мне пока не доводилось.

Я сел, осознав что нахожусь на массивном грубом столе в каком-то мрачном каземате. Причём не один, а в компании двух мужчин. Одного из них я прекрасно знаю, и готов придушить собственными руками, потому что подготовил мне ловушку, и заманил в неё именно он. Больше некому. Шешковский, с-сука! А вот второго я не знаю. Никогда с ним не встречался, хотя лицо и кажется знакомым. В том, что я вижу его впервые, сомнений никаких, но отчего-то испытываю к нему расположение, и готов из кожи вылезти ради его похвалы?

Твою м-мать! «Повиновение»! Меня что же посадили на поводок⁉как там было в одном американском боевике, кажется — самоуверенность мать всех ошибок. Воистину так. Возомнил о себе не весть что, и приходи кума любоваться. Впрочем, если бы не Голицына… Как-то не верится. Скорее всего Ульев просто выкрал у неё «Разговорник». Хотя-а-а. Она ведь полковник гвардии и присяга для неё не пустой звук. Интересы империи, все дела, вот и подманила меня.

Ну с-суки, вам окончательный и бесповоротный абзац! В особенности… Нет, сначала Шешковский. С поводырём я после разберусь. Я устремил злой взгляд на дьяка Тайной канцелярии, походя готовя плетения быстрого доступа, причём ни разу не скупился на их мощность. Ну и пассивки заодно, благо это можно делать одновременно.

Стоп! А что за хрень творится? Из разговоров с Успенским и компаньонами я знал, что носитель «Повиновения» не допускает по отношении к своему поводырю, а по сути, господину даже тени недоброжелательности. Он для него готов в лепёшку расшибиться по первому слову, причём сугубо добровольно и с радостью. Осознание того, в какой