Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это наш папа, — пояснила Инночка, видя мой интерес. — Автопортрет. Проходите в комнату.
Малыш не отставал от нас ни на шаг. На вид ему было года четыре.
— Как дела, дружочек? — обратилась я к нему.
— Хар-рашо! — ответил он, но спрятался за маму.
— Это он сперва такой скромный, а чуть пообвыкнется, проходу не даст. Прилипает, как жвачка. Так, — сказала она ему строго, — иди в свою комнату, посмотри мультики, а нам с тётей надо поговорить.
— А Вы пр-равда едите стоя? — спросил он то, что мешало ему жить последний час.
— Правда, — засмеялась я. — И лёжа тоже.
Он радостно захихикал и убежал к себе.
— Это ему послышалось что-то, — пояснила молодая мама. — У Вас имя необычное, я, честно говоря, и не запомнила его.
Я протянула ей своё удостоверение.
— Евстолья Анатольевна, — прочитала она вслух. — Я и не слышала такого. А зачем Вас так назвали?
Хороший вопрос! Ну, не объяснять же ей, что это я сама себя перекрестила.
— Ой, я сейчас чай поставлю! — замяла неловкую паузу хозяйка. — Вы присаживайтесь, — а сама пошла на кухню.
Комната тоже была большая. Одну стену занимал шкаф, забитый книгами. По другую сторону стояли диван и кресла из чёрной кожи. Музыкальный центр, плазменный телевизор. Шикарно.
— Дети — такой забавный народ, — сказала Инночка, вернувшись из кухни. — С ними не соскучишься. Помню, я как-то песню крутила, и там были такие слова: «А любовь, а любовь…». Сашенька потом весь день ходил, пел: «Альбом, альбом…» Так ему послышалось.
Она радостно заулыбалась. Как и все мамы, она считала своего ребёнка гениальным и поэтому рассказывать о нём могла бесконечно.
— А когда он был маленьким, мой папа учил его стишкам. Они с дедом очень дружат. Помните, у Заходера «Кискино горе»?
Плачет киска в коридоре.
У неё большое горе.
Злые люди бедной киске
Не дают украсть сосиски.
Сашеньке не удавалось правильно запомнить строчки. Всё у него выходило не так. То «плацит в калидоле киська», то просто «кися плацит». А потом вдруг засмеялся и выдал:
Киська в калидоле плацит.
Уланила в лецьку мняцик!
Инночка всё рассказывала и рассказывала о своём малыше, и я поняла почему. Она не хотела, а вернее, боялась начинать разговор о смерти своего бывшего мужа и его сестры. И всячески оттягивала время.
— Вы же знаете, как дети плохо едят, — продолжала Инна. — Какие только мы тут цирковые представления перед ним не устраивали! И рожицы корчили, и на голове стояли, пока у него от удивления ротик не откроется. И вот тут надо было успеть засунуть в него очередную ложечку кашки. А однажды дедушка придумал гениальный ход.
— Бабушка такой вкусный супик сварила, что тебя от него за уши не оттянешь!
Это было что-то новое, необычное. Ребёнок заинтересовался.
— Как не оттянесь?
— А так. Ты будешь кушать, а я за ушки тянуть и всё равно не смогу тебя от супика оттащить.
— Не смозись?
— Не смогу.
— А ну давай, дедуська, тасси!
Дед из всех сил тянет, но ничего у него не получается. Сашенька под одобрительные возгласы мамы и бабушки съел целую тарелку и действительно вкусного супа.
Мы с Инночкой весело посмеялись над забавной историей.
— Скажите, Инна, а Пётр общался с сыном?
Молодая женщина сразу погрустнела.
— Вообще-то, нет. Мы на семейном совете решили, что лучше мальчику к нему не привыкать. Да и чему хорошему он мог его научить? Развратному образу жизни? — Инночка разволновалась, у неё задрожали тонкие крылья носа, и появился нежный румянец. И от этого она стала ещё красивее.
— А Вы сами с ним встречались? — И, видя её замешательство, подсказала, — Ну, иногда?
— Да, иногда встречались, — зарделась женщина ещё больше. — Мы долго не были в официальном разводе. И я всё-таки ему жена. Он — хороший! — сказала она с самоотверженной женской жалостью. — Это девки его совращали! А он слабый, любвеобильный. Так сам Петя говорил.
Боже, подумала я. Еще одна влюблённая дурёха. Впрочем, наверное, на этом и держится наш мир. Иначе бы всё рухнуло в тартарары.
— Только мои родители ничего не знали. Не говорите им при случае.
— Да, да, конечно, — пообещала я. — А как Вы думаете, кто и зачем мог убить Петра?
— Не знаю, — вдруг заплакала она. — Наверное, хотели ограбить квартиру, а он оказался дома.
— А что у него были какие-то ценности, золото, бриллианты?
— Да какие там ценности? Он сам был бриллиантом! — Она зарыдала еще сильнее.
Мне стало жалко эту несчастную любовь.
— Зачем же Вы тогда от него уходили? — спросила я в недоумении.
— Я думала, он перепугается и позовёт меня обратно к себе, — сквозь слёзы проговорила Инночка.
— А Вам о чём-то говорит слово «цезарь»? — изменила я направление темы.
— Нет, — удивилась она.
— Среди его окружения никто не имел такой фамилии или клички?
— По-моему, нет.
— А Петя был склонен к мошенничеству? Он мог кого-то шантажировать?
— Нет, ну, что Вы! — она даже изменилась в лице.
— Инна, а где его бумаги? У него должна была остаться рабочая документация, тесты. Он ведь психологией занимался?
— Он всё на работе держал. Наверное, в его кабинете лежат. Да Вы обратитесь туда, думаю, с этим у Вас проблем не будет.
— Конечно. А как называется его агентство?
— «Случайное знакомство». Это по Трёхступенчатому валу, дом 19.
Вот незадача! Придётся ехать еще и туда. А я уже явственно ощущала в руках вожделенные тесты. И если я правильно на них отвечу, то узнаю, наконец, кто такой этот пресловутый «цезарь».
Мы пили чай и продолжали беседовать.
— А какие у Вас были отношения с Полиной Грибовой? — поинтересовалась я.
— Полинка — классная девчонка! Мы с ней дружили. Даже после того, как с Петей расстались. Она любила к нам приходить. Особенно к папе. И сюда, домой, и в его мастерскую. Смотрела, как он пишет, обсуждала с ним свои работы. Она талантливая была. Из теста такое выделывала!
— Она про «цезаря» никогда не упоминала?
— А кто такой, этот Цезарь? Главарь банды?
— Какой банды?
— Ну, может, они Петю убили?
— Это я и пытаюсь выяснить. А как бы с Вашим папой встретиться? Где он?