Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У тебя будут свои рабы, свой повар. Читай, сколько влезет. Или чем ты еще любишь развлекаться… Но из этих покоев, прелесть моя, ты можешь выходить только в сад и в мой кабинет. В сопровождении вольнонаемной охраны, разумеется. В пределах покоев ты свободна в своих передвижениях.
— И что все это значит?
Ларисс повел черной бровью:
— Это значит, что здесь вдоволь занимательных предметов, которые помогут тебе свести счеты с жизнью, как ты и хотела. Может, на каком-то из них ты все же не смалодушничаешь. Простор для фантазии и надежный способ убить время.
Скользкая тварь… Он давил на самое больное. Знал, что уже не смогу. Что даже не стану пытаться.
— Хочу, чтобы ты поняла, какую жизнь я могу тебе предложить. Жизнь не рабыни — госпожи. Как и должно быть.
Я покачала головой:
— Нет, господин управляющий. Что бы вы ни предложили — я уже сделала свой выбор. А я держу слово, даже когда даю его сама себе. Надеюсь, больше не услышу этих предложений.
— Какая идейность. Рано или поздно мы все равно нарушаем такие обещания. Это неизбежно.
Я снова покачала головой:
— Знаете, в чем секрет? Не разбрасываться обещаниями по пустякам. И знаете… я не верю, что это ваше решение.
Я развернулась и пошла к дверям. Дернула тяжелую створку, но тут же два вольнонаемника в голубом преградили дорогу. Я какое-то время смотрела в упор на глянцевые куртки и была вынуждена отступить.
Полукровка устроился в кресле, закурил:
— Это ведь не предложение, — в голосе чувствовалась усталость. — Это приказ. Ты будешь жить здесь. Столько, сколько понадобится.
— Понадобится для чего?
— Чтобы как следует понять, что ты можешь потерять.
О да… Это человек, способный все изгадить одним лишь прикосновением. И вместо того, чтобы хотя бы временно порадоваться такой неожиданно роскошной тюрьме, потому что другого просто не оставалось, я мучительно хотела вернуться в свою комнату. Как говорят — золотая клетка. Но здесь все еще хуже: золотая клетка, в которой я чувствую себя лабораторной крысой.
К счастью, управляющий не был расположен длительно наслаждаться моим обществом. Он докурил и оставил меня одну в прокуренной приемной.
Я осталась среди чужих вещей, и в каждой из них видела Вирею. Я чувствовала себя вором, проникшим в чужой дом.
Глава 26
Неделю назад Пирама короновали. Я, наконец, получил мантию Великого Сенатора, а вместе с ней придворную рутину. И не скажу, что был в восторге, как бы себя не убеждал.
Первое заседание сената прошло так себе. Впрочем, как я и предполагал. Однако, несколько лучше, чем опасался. Как ни грозился Тенал, ему не удалось кардинально настроить даже половину сенаторов. Это радовало, но совершенно не означало поддержку. Каждый попросту боялся за собственную задницу и боялся лишиться места. Опасения тоже своего рода оружие, когда больше не на что опереться. Но, как оказалось, у Октуса было не слишком много неоспоримой поддержки. Многие были недовольны его политикой и одобряли лишь из-за его высокого положения. Марий Кар пользовался поддержкой тоже, в большинстве, по этой причине.
Пирам слушал о заседании с явной скукой, лишь слегка оживился, слушая мои выводы. Он не слишком любил дядю, а старшего кузена просто не выносил. Но оба Кара вызывали в нем хоть какие-то живые чувства. Казалось, с императорской властью он тоже получил в итоге несколько не то, что желал.
Я закончил, наконец, с докладом о заседании сената и свернул данные:
— У меня все, ваше величество. Какие будут распоряжения?
Пирам поднялся с кресла, заглянул в ящик стола и припечатал передо мной информационную карту:
— Хочу, чтобы ты ознакомился и одобрил. Приказ об амнистиях.
Ну конечно… Важная часть начала правления. Я забрал карту и убрал в рабочую папку:
— Конечно, ваше величество.
Он скривился:
— Ты считаешь это правильным?
— Что именно?
— Амнистии. Ведь тем самым я ставлю под сомнение результаты правления своего отца.
Я пожал плечами: хороший вопрос.
— Так полагается, ваше величество. Традициями нельзя пренебрегать. Тем более на заре правления.
— Традиция… выпускать преступников из тюрем, где им самое место.
— Это шанс исправить несправедливость, допущенную в отношении невинно осужденных, ваше величество. И шанс вернуть к жизни тех, кто в полной мере сумел осознать тяжесть своего преступления и раскаяться в этом.
Пирам хмыкнул:
— Еще бы выяснить, где в действительности эта несправедливость. Формализм убивает истинный смысл. В итоге все сводится к тому, что мы выпускаем то количество мрази, которое должно отпустить для протокола. И она оседает в Котловане или Змеином кольце. Все предсказуемо и до парадоксальности глупо. Ты веришь в раскаявшихся преступников?
Мне нечего было возразить — он прав.
— При любом правлении, ваше величество, существует сопротивление и оппозиция. Главное следить, чтобы эта оппозиция не принимала угрожающие размеры. Они нужны нам, несмотря на парадоксальность.
Пирам собственноручно налил вина и протянул мне бокал, как когда-то:
— Знаешь, кто действительно заслуживает амнистии?
Я с интересом посмотрел на него.
— Твоя девчонка. Оллердаллен.
Это было неожиданно, я едва не выронил бокал.
— Вы так полагаете?
Он кивнул:
— Она, действительно, платит за чужие грехи. После представления, устроенного Советом Высоких домов это стало более чем очевидно. Я бы охотно помиловал ее, будь она жива. О ней так и нет известий?
Я покачал головой:
— Нет, ваше величество.
Он отпил и пытливо посмотрел на меня:
— Жаль. Это был бы красивый жест. Знаешь, как показательно миловал мой дед?
Я покачал головой — никогда в это не вникал.
— Он выбирал самых красивых преступников. Когда публично получает помилование красивая женщина — это выглядит очень эффектно. Глядя в красивое лицо народ не верит, что оно может принадлежать преступнику. И народ искренне ликует, прославляя милость правителей. Твоя девчонка была бы идеальным кандидатом. Я видел голограммы — она непозволительно красива. Теперь понимаю, от чего ты сошел с ума. Очень жаль…
Казалось, он действительно сожалел.
— Если мы закончили, ваше величество, могу я удалиться?
— Еще один вопрос, де Во.
Я знал этот тон. Едва ли мне понравится вопрос.
— До меня дошли кое-какие слухи.
Я отставил бокал и выпрямился:
— Какие слухи, ваше величество?
— Ты заложил дом. Это правда?
Твою мать…
— Правда, ваше величество.
— Могу я узнать зачем?
Я усмехнулся:
— Ответ очевиден — мне понадобились деньги.
— Двести тысяч? Ты что, снаряжаешь армию?
— Помилуйте, ваше величество. Всего лишь непредвиденные расходы.
— Но, почему ты не взял деньги в Императорском банке?
— Я не мог ждать.
— Я хочу выкупить твой долг.
Я покачал головой:
— Благодарю, ваше величество,