приятно, как когда-то в детстве, когда я опускала пальцы в мешки с зерном, которые постоянно стояли в магазине. Засунуть руку и бесконечно перебирать пальцами. Хоть целый день, пока мать не прогонит.

Де Во какое-то время молчал, поглаживая мои плечи теплыми ладонями и наклоняя голову навстречу моим пальцам. Коснулся губами уха:

— У меня есть подарок для тебя.

Я улыбнулась, хоть он и не видел моего лица:

— Какой?

Он склонился к моей шее, опаляя дыханием:

— Как мне жаль, что я должен идти во дворец, — голос осип.

Он отстранился, прошел вдоль стола, ширкая пальцами по белоснежной скатерти и не сводя с меня взгляда. Подошел к маленькому стеклянному столику, на котором стоял большой стальной короб с крышкой. Де Во кивнул на коробку:

— Это тебе.

— Что там?

Он усмехнулся уголком жестких губ:

— Открой и посмотри.

Невесомая магия разрушилась, разлетелась мелкими осколками. Внутри все необъяснимо сжалось. Что-то подсказывало, что содержимое коробки мне едва ли понравится.

— Открывай.

Я подошла, с опаской протянула дрожащие руки, подцепила край тяжелой стальной крышки и сдвинула, не слишком торопясь рассматривать содержимое. Из коробки пахнуло чем-то резким, химическим. Крышка не удержалась, с грохотом и металлическим лязгом упала на небьющееся стекло, скользнула на пол. Я вздрогнула всем телом, подалась вперед и заглянула. То ли пегая шкура, то ли сваленный комок золотистой шерсти. Я невольно закрыла рот ладонью и резко отвернулась, заметив замотанную красной проволокой косицу.

Это волосы Добровольца, и я не хочу представлять, как они попали сюда.

Де Во казался едва ли не разочарованным:

— Тебе не нравится?

— Что это? — я не хотела смотреть.

— Повернись.

Я не шелохнулась.

— Повернись и посмотри.

Я медленно повернулась, прикрывая глаза ладонью и подглядывая сквозь пальцы.

Холодея, я увидела, как де Во запустил в коробку руку и вытащил за волосы отрезанную голову Мартина. Серо-сиреневую, в грязно-желтых пятнах. С раскрытыми чернильными губами и вытаращенными мутными глазами цвета норбоннского неба.

— Это он?

Я поспешно закивала, не в силах отвести глаза от ужасающего зрелища: в спутанных косицах виднелась цветущая ветка лигурской абровены.

Глава 28

Не помню, как вернулась в покои. Долго сидела на кровати, обхватив колени руками. Где-то глубоко в душе я, конечно, была рада увидеть эту ужасную голову, но, увы — я оказалась не настолько кровожадной. Это было слишком. Как и намеренная демонстрация едва ли не посреди обеденного стола. Заслуживал ли Мартин смерти — наверное, да. Уж точно, то, как он поступил со мной — не единственный его грех. Но заслуживал ли он такого? Эта сиреневая голова еще долго будет преследовать меня.

Волновало другое — абровена в его мертвых волосах. Мятые бледно-желтые цветы, утратившие аромат из-за резкой химической вони.

Я вспоминала запах раздавленных теплыми пальцами цветов, и он преследовал меня несколько дней. Знакомый, свеже-сладкий. Невообразимо приятный, щекочущий нёбо. Даже сейчас ноздри начали улавливать едва ощутимый аромат, лишь стоило подумать. Говорят, еще до конца так никто и не изучил силу воображения. Некоторые приписывают ему поистине магические свойства, хотя, конечно, магии не существует. Существует непознанное и подсознательное. Как ни отрицай, — эти цветы разбередили душу, разодрали тонкими жесткими стеблями, едва я нашла хоть какой-то покой.

Я покачала головой — не позволю. Больше не позволю. Я, наконец, приняла решение, и не хочу, чтобы что-то отвращало от него. Метания разрушительны. Метаний больше не будет.

Я вышла в малую столовую и замерла в дверях: рабыня бережно поправляла в стоящей на мраморной консоли вазе ветки цветущей абровены. С наслаждением принюхивалась, прикрывая глаза.

Я едва шевелила губами:

— Что это?

Сиурка выпрямилась и опустила голову, демонстрируя дорожку белых точек:

— Букет, госпожа.

— Откуда?

Она посмотрела на меня огромными распахнутыми глазами:

— Господин управляющий велел поставить. Вам не нравится?

Я прислонилась спиной к тонкой колонне, инкрустированной перламутром, съехала вниз, на каменный пол.

Управляющий.

Управляющий, будь он проклят. Куда не протяни руку — везде управляющий. Гадкая ядовитая химера. Но, как он узнал?

Сиурка какое-то время недоуменно смотрела на меня, подобрала платье и побежала к выходу. Я еще долго вслушивалась в ее торопливые легкие шаги, опустив голову на сложенные руки и не в силах посмотреть на злосчастный букет. Бывают ли такие совпадения? Зная полукровку, на совпадения станешь уповать меньше всего.

— Что с тобой?

Так вот куда бегала рабыня…

Я слышала, что Ларисс присел рядом, шурша мантией.

— Тебе не нравится букет? Так прикажи убрать.

Я подняла голову, стараясь не смотреть на полукровку — не хочу его видеть:

— Откуда это?

Он казался озадаченным:

— Из садов, надо полагать.

— Я знаю, что абровена не растет здесь.

Он пожал плечами:

— Ну и что? Абровену привозят в этот дом уже шесть лет. Каждый год. В честь уничтожения Лигур-Аас. И шлет каждый подхалим. То с письмецом, то с фруктовой корзиной. Чем ты недовольна? Запахом?

С каждым его словом внутри что-то обрывалось. Для меня непостижимо было понять, сколько в этих словах правды, а сколько фальши и отменой лжи. Он будто порылся в моей голове, отыскал недавнее решение и тут же намеревался пошатнуть его, заставить сомневаться. И это неизменно удавалось.

* * *

Я была рада, наконец, покинуть этот дом. И особенно эти покои. Я постоянно вспоминала Вирею и чувствовала, будто воровала у нее. И, тем не менее, было немного грустно. Я слонялась по комнатам, наблюдая, как девушки пакуют особо ценные вещи, которые велели перевезти во дворец Великого Сенатора. Я прислонилась к колонне, провела пальцами по инкрустации, сделанной так искусно, что замирало сердце. Тончайшие узоры из перламутра разных оттенков. Были ли похожие колонны в доме моего отца, Тита Оллердаллена? Был ли вообще тот дом хоть немного похожим на этот? А может, он был еще роскошнее? Я хотела бы иметь такой дом.

Я не знала лиц своих родителей, они были для меня лишь именами, размазанными силуэтами. Я вообразила себя маленькой, шестилетней. Под присмотром вереницы рабынь с разным цветом кожи. Я бы носила драгоценности с рождения и не представляла, что может быть по-другому. Как Крисп, шестилетний сын полукровки, которого я видела лишь однажды. Странная маленькая копия своего отца с почти белой кожей. Вероятно, его матерью была высокородная имперка, но я ничего не слышала о ней. Наверняка для этого мальчика мать была таким же смутным силуэтом, как и моя для меня.

Я в первый раз выезжала вот так, с возможностью смотреть в окно. До сих пор я видела в великой столице лишь